Литовские народные сказки
Шрифт:
— Тетя, может быть, примешь меня ночевать?
— А, сын, каждый день у меня ночуют. Я и баню истопила, может быть, замерз, так будет теплее.
А в ее бане стоит печка, полная горящих угольев. Он пришел, лег и заснул. И спит. Лауме прибегает ночью и поет:
Спят ли гости, Поют ли петухи, Ржут ли кони, просят ли овса?Головка лука ответила:
Не спят гости, Не поют петухи, Не ржут кони, не просят овса.Так
Лауме побежала домой: [он] еще не спит. Побыла минутку — она и опять прибежала, она и опять так поет:
Спят ли гости, Поют ли петухи, Ржут ли кони, просят ли овса?Опять головка лука ответила:
Не спят гости, Не поют петухи, Не ржут кони, не просят овса.И эта [луковица] жак [48] ! в раскаленные угли — и сгорела. Лауме опять побежала домой. Побыла, и снова прибежала, и опять поет:
48
Жак — междометие, выражает быстроту падения или удара.
И головка лука снова ответила:
Не спят гости, Не поют петухи, Не ржут кони, не просят овса.И эта жак! — сгорела.
Лауме побыла и опять прибегает, и спрашивает:
Спят ли гости, Поют ли петухи, Ржут ли кони, просят ли овса?Тогда платок ответил:
Не спят гости, Не поют петухи, Не ржут кони, не просят овса.А она ждет, не дождется. А тут уже день скоро. Побыла, прибежала, спела — никто не отвечает. И зарезала этого Станисловаса. Нацедила в бутылочку крови живучей и могучей. В бане было корыто — и положила его [Станисловаса] под корыто.
А мама следит, следит — уже воды половина стакана. «Его уже нет».
— Так, дедуля, уже нет нашего Станисловаса — уже воды половина стакана.
Дед встал утром и пошел его искать. Идет, идет — нашел избушку. Видит — лежит ноша лыка. Вошел, говорит:
— Уважаемая, может быть, человек ночевал у тебя?
— Нет! Всегда ночуют, а сегодня никто не ночевал.
Но кукушка стала куковать:
Ку-ку, ты, дедуля, Ку-ку, это не женщина, Ку-ку, лауме-ведьма, Ку-ку, погубила Ку-ку, твоего сына Ку-ку, Станисловаса Ку-ку, и положила Ку-ку, в бане Ку-ку, под корыто.Она прогоняет кукушку:
— Что тут она кукует? Разве поймешь кукушку!
А дед не верит:
— Пойду —
Приходит — корыто стоит. Перевернул — это его сын!
— Ах ты, падла, разве кукушка не правду говорила? Излечи, чтобы стал живым!
Она скоро помазала ему той кровью губы, грудь, ямочку на шее — и ожил. Он потягивается:
— Так, тятя, это ты здесь?
— Здесь, сын.
— Я так хорошо спал! Я был усталый, так спал.
— Ты, сынок, уже на весь век был положен под корыто.
Дед со Станисловасом взяли и убили лауме:
— Вот тебе за это, людей не губи!
К 1.2.1.7. / АТ — . Анеле Челнюкене, 65 лет, деревня Клюкай, приход Тверячюс, уезд Швянченис. Зап. Юозас Айдулис, 1934. LFCh 399.
Имеется 12 вариантов самостоятельного сюжета и 3 варианта — фрагменты в составе других сюжетов. Герой публикуемого текста (сын) сознательно хочет переночевать в опасном месте и остаться в живых. Королевич ночует в доме невесты / сын / дети ночуют в доме отца; в доме / с отцом живет ведьма. / Ведьма превращает королеву в лебедя / утку. Птица высиживает детей из своих яиц / из пуль, которыми муж хотел подстрелить лебедя, / из слюны мужа и посылает их к отцу. Сын / брат оставляет дома стакан с водой / вешает полотенце и говорит: когда он погибнет, воды в стакане станет меньше / кровь начнет капать с полотенца / платка. Вместо спящих людей ведьме отвечают: кольцо, платок и головка лука / яблоко, орех и ягода клюквы / орешки / яички-болтуны / сын с большой палец. Варьируется оживление убитого / убитых: ведьма мажет губы и грудь убитого его кровью / мать перебрасывает кровь сына / головки или кости детей через свое плечо / кукушка ударяет крылом по руке убитого.
Ср. № 87, 88.
87. Уточка и ее деточки
Были батюшка и доченька. Они так обеднели, что не имели ни во что одеться, ни что кушать. Ну, и эта доченька вышла к колодцу воды зачерпнуть и нашла очень большую рыбу. Когда нашла эту рыбу, она подумала: «Будет что сварить». Эта рыба стала просить:
— Ты меня отпусти, а если когда-нибудь тебе что понадобится, подумай обо мне. И сразу получишь то, что тебе нужно.
Она и отпустила эту рыбу. Потом однажды она собралась идти в костел и подумала: «Как давеча я эту рыбу поймала, она мне говорила, что будет то, что мне понадобится. А теперь если бы у меня была красивая одежда, я бы не шла такая оборванная». Тут же появилась красивая шелковая одежда. Она оделась и пошла в костел. Когда вернулась из костела, повесила одежду на заборе.
Мимо этого домика ехал королевич и увидел эту одежду. Он говорит:
— Тут такой худой домик, а такая красивая одежда вывешена.
Он велел своему кучеру зайти в дом и посмотреть. Тот зашел, посмотрел, а когда вышел, сказал:
— Здесь одежда красивая, но если бы ты видел, какая в избе барышня, — еще краше.
Королевич сказал:
— Вели ей выйти во двор.
Кучер вошел и сказал:
— Король просил тебя выйти.
Она не слушается. Сам королевич вошел. Когда он вошел, она ему так понравилась — он ее вывел, посадил в свою карету, привез домой и женился.
Потом этому королю нужно было идти на войну. Она осталась дома одна. Ведьмы все ходят мимо ее окон и носят красивые цветы. Она послала своих слуг, чтобы они купили эти цветы. Послала одного — эти ведьмы говорят:
— Пускай сама пани выйдет, так мы ей дадим.
Ну, она вышла со всеми своими слугами. Ведьмы говорят:
— Пускай все слуги возвращаются, а мы с пани пойдем [к нам] домой, дадим ей цветов, поговорим и проводим назад.
Пани и ушла с этими ведьмами. Ведьмы привели ее домой, сняли [с нее] одежду, [а саму] сожгли и высыпали золу в море. А свою дочь нарядили в эту одежду и проводили со всеми цветами.