Ливонское зерцало

Зайцев Сергей Михайлович

Николаус остановился у изгороди:

— Скажи, любезный, как мне найти бортника Ильмара.

— Это я Ильмар-бортник, — ответил человек, отставив к яблоне косу и нахмурившись; верно, он решил, что появление этого господина не предвещает ему ничего хорошего.

Ильмар был человек высокий — наверное, такой же, как Николаус. Можно было бы назвать его статным, как называют многих высоких людей, но ему более подходило определение долговязый, поскольку в фигуре его присутствовала некая нескладность; верно, из-за того, что при не очень развитой груди у Ильмара были очень крепкие большие руки — прямо как у рака клешни. На бритом лице выделялся большой волевой рот. Длинные соломенные волосы Ильмар откидывал назад, открывая высокий выразительный лоб.

Не думал Николаус, что бортник Ильмар встретит его со столь хмурым лицом. Ещё спросил:

— А нет ли в деревне другого бортника по имени Ильмар?

— Мой сынишка тоже Ильмар, а как он сын бортника и уже кое-что понимает в сём полезном промысле, наверное, тоже станет бортником, придёт время. Но не думаю, что нужен вам именно он, господин... — говоря всё это, человек подошёл ближе.

— Значит, к тебе моё слово, — несколько тише молвил Николаус. — А за словом и дело.

Здесь лицо Ильмара-бортника прояснилось и подобрело:

— А за словом и дело, — повторил он по-русски. — Должно быть, вы Николаус?.. — после чего он перешёл на эстонский. — Но пойдёмте в дом, там и поговорим. Не то разнесут птицы по округе наши слова, — он сделал приглашающий жест рукой.

Через калитку Николаус зашёл во двор, потом, пригнувшись под низкой притолокой, вошёл он в дом Ильмара — маленький, небогатый, как у всех эстонцев, но весьма крепкий и опрятный.

В доме было чисто убрано, настелен пол, побелена печь, красовались на окнах занавески. Недалеко от печи стоял большой сундук — редкая, дорогая вещь в доме эстонца. Возле сундука Николаус разглядел прялку.

Ильмар посадил гостя на широкую лаву у окна.

В доме пахло мёдом и свежим ржаным хлебом. Черепяная плошка с душистым мёдом и краюха свежего крестьянского хлеба, слегка обсыпанная мукой, волшебным образом возникли перед Николаусом, пока он осматривался.

— Чисто у тебя, как в господском доме, — похвалил Николаус.

— Я и есть сам себе господин, — с гордостью ответил Ильмар. — Я — свободный человек. От надёжного дела живу, в котором имели искус многие мои предки. Давно уж я выкупил у барона и себя, и свою семью. Мой сын не будет гнуть спину на мызе, и плеть подлого кубьяса не коснётся его, — он подвинул плошку и хлеб гостю. — Угощайтесь, Николаус. В нашем краю много цветов. Здесь они все — перед вами.

Николаус попробовал мёд с кусочка хлеба, похвалил угощение. Потом он достал из рукава свиток, перевязанный тесьмой, и положил перед Ильмаром:

— Это надо поскорее передать в Нейгаузен воеводе.

— Сделаю, господин Николаус, — обещал Ильмар. — Завтра же и поеду с утра.

— Не попадись, друг, — остерёг Николаус. — За это можно головы лишиться.

— Не поймают, — усмехнулся Ильмар. — Никто лучше бортника не знает лесные тропы. Разве только звери, что их торят... А вы, господин Николаус, слышу, хорошо говорите по-эстонски. Вы эстонец?

— Нет. Но у меня среди эстонцев много друзей. И соседи мои — эстонцы, — Николаус задумался на минуту. — Скажи и ты мне, Ильмар... Почему помогаешь нам, русским? Рискуешь ведь головой.

Ильмар кивнул, сделалось сумрачным его лицо:

— Если у вас много друзей среди эстонцев, добрый Николаус, и если у вас соседи эстонцы, а я знаю, что много наших уходят на Русь в поисках лучшей доли, то, конечно же, хорошо вам известно, сколь ужасно страдает мой народ. Бедному эстонцу приходится платить немцу за землю и за воду, за лес и за воздух, и даже за свою жизнь. Вот я свободный человек. А плачу немцу за то, что хожу по родной земле: по тропинке хожу — плачу за то, что песок топчу; по дороге хожу — плачу за то, что топчу камни; по полю хожу — плачу за то, что дикую траву топчу. И множится в ихних замках наше эстонское золото, — Ильмар спрятал свиток в овчинах, лежащих на лаве; взглянул на гостя пристально. — У меня нет умысла ранить вас обидным словом, господин Николаус, но русские для нас, эстонцев, тоже зло...

— Идёт война, — развёл руками Николаус.

— ...От русских мы тоже терпим немало бед. Но русские, надо сказать, — меньшее зло. Хотя они, как многие, не прочь насытиться от нашего стола, они, в отличие от многих, не стремятся сделать из эста раба. И ещё русские ловко бьют наших врагов. Почему же не помочь русским?

Так они беседовали ещё некоторое время, а потом простились по-братски — обнялись. Ильмар занялся своими делами, Николаус отправился в церковь.

Глава 20

Гордый орёл мух не ловит

орчма местная была — обычная корчма, каких в земле ливонской море и какие разве что по звёздам можно счесть.

Просторная и крепкая была корчма, сложенная из плоского камня, крытая гонтом. Хозяйка — в тесной кухоньке за стряпнёй, хозяин — у очага при вертеле да при рашпере, сын хозяйский, подросток, — возле кружек и бочат и вообще на подхвате. Три длинных стола, шесть таких же длинных лавок. Четыре низеньких оконца, дюжина толстых, оплывших свечей. За столом в углу сидели несколько местных, пылауских, крестьян, бородатых, неприбранных, кудлатых, — хотя и без соломы в волосах, — с чёрными лицами, с широкими плечами, натруженными мозолистыми руками, и один человек, Хинрику не знакомый, из захожих, довольно прилично одетый.

Войдя, Хинрик кивнул хозяину, кивнул крестьянам; сел за отдельный стол. Мальчишке велел принести пиво, а к пиву — сало и лук, плошку соли.

Крестьяне у себя за столом говорили о молодой голой ведьме, что видели намедни во ржи; будто наводила порчу молодая ведьма — надламывала стебли, теребила колосья и, раздувая щёки, дула на них; спугнули ведьму, не поймали, жаль; она убегала, и луна отражалась в двух половинках её гладкой задницы... Потом крестьяне что-то всё спорили, в какой-то миг притихли. Говорил только тот незнакомец. Его слушали с вниманием; как видно, уважали. Невольно прислушался и Хинрик. Человек рассказывал про какого-то зажиточного и весьма благополучного крестьянина, который с очередных излишков купил себе меч. И укоряла его сварливая жена: «У меня новых серёжек нет, чтоб надеть на праздник, а ты покупаешь всякую ерунду!..»

Посмеялись крестьяне: что за глупая баба! кто ж откажется от меча, да ещё в такие многотрудные времена! каждый только и мечтает иметь хороший меч! у каждого что-то припрятано под кроватью — у кого топор, у кого коса, у кого-то молоток, у кого-то увесистый камень; а тут — меч!.. Трудно понять разум женщины. Да и нужно ли?

В кухоньке, заметил Хинрик, мальчишка, младший хозяйский сын, склонился над большим котлом с едой и воровал из него руками. Еда, как видно, была очень вкусная, и у мальчишки потекли слюни — да прямо в котёл. Хозяйка, увидев плута, дала ему изрядного щелчка...