Лоенгрин, рыцарь Лебедя
Шрифт:
– Я сопровождала отца на турниры. И знаю все приемы.
– Все? – не поверил Лоенгрин. – По-моему, их так много…
– Все, – заверила она. – Это же так здорово, когда турнир! И так всегда жаждешь, чтобы победила только наша команда бойцов. Разве не так, милый?
Он снисходительно улыбнулся.
– Да-да, мое солнышко. Это так важно!
Она сердито надула губки.
– Ну вот, хвалишь, а мне чудится, что ты надо мной смеешься.
– Не смеюсь, – заверил он. – Только улыбаюсь.
– А
– Солнышко мое, я тебя люблю!
С поля донесся новый удар железа о железо, словно столкнулись два огромных железных рака, Эльза быстро повернулась в ту сторону.
– Посмотри-посмотри!.. – взвизгнула она в восторге. – Его сбросили прямо в середину лужи!.. Как смешно, ха-ха-ха!..
Лоенгрин посмотрел, потом перевел взгляд на нее, на беснующуюся в восторге публику.
– Да-да, милая. Это очень, да.
Ту сторону поля вообще не рассмотреть из-за дождя, но и там народ, которому нечем укрыться, кроме своих шляп, не уходит, оттуда даже доносятся такие же точно вопли восторга, уж в этом-то простые и благородные едины…
На левую сторону поля выехал с поднятым забралом молодой красивый рыцарь, на щите черно-белые полосы, и ничего больше, белозубо улыбнулся зрителям. Ему подали копье, он взял с легкостью, словно соломинку, опустил забрало и сразу же пустил коня в галоп.
Лоенгрин ощутил, что и его начинает захватывать это зрелище, но посмотрел на орущих в исступлении людей, будь это лесорубы или бароны, и помотал головой, сбрасывая это сумасшествие.
А на поле рыцарь с черно-белым щитом сшибся с другим, таким же статным, у которого гербом служит вздыбленный лев.
Гремящий удар, оба пошатнулись, но в седлах удержались, потом еще раз и еще, пока тот, что со львом, не вылетел из седла.
И снова рыцарь с черно-белым щитом победно вскинул руку с копьем. Толпа восторженно ревела, из-за полосы дождя доносился слитный шум, Лоенгрин чувствовал в нем горячее одобрение, так всегда, когда появляется некто новый и побивает уже известных силачей и повергает победителей.
Сэр Шатерхэнд наклонился к Лоенгрину.
– Ваша светлость…
– Сэр Шатерхэнд?
– Не чувствуете ли жажду выйти на поле?
Лоенгрин улыбнулся.
– Под такой дождь? Вы шутите!
Сэр Шатерхэнд сказал с неловкостью:
– Да, конечно, дождь… Но другие сражаются и под дождем!
– Я не другие, – возразил Лоенгрин. – Здесь тепло и сухо, ну зачем мне выходить из-под навеса в такой ливень? И рисковать быть сброшенным в грязь?
– Ваша светлость, – запротестовал сэр Шатерхэнд, – с вашим воинским умением это вы будете сбрасывать других в грязь!
Лоенгрин спросил с недоумением:
– Но ведь это нехорошо?
Сэр Шатерхэнд всплеснул руками.
– Ну почему
Лоенгрин заметил:
– Они меня ничем не обидели. Зачем я буду их в грязь? Это нехорошо. Просто очень нехорошо. И даже как-то некрасиво.
Сэр Шатерхэнд спросил с надеждой:
– А если вас вызовут?
– На поединок, – переспросил Лоенгрин с недоверием, – под таким ливнем?
– Да!
– Откажусь, – отрезал Лоенгрин. – Это сумасшествие какое-то, как можно в такой дождь?
Сэр Шатерхэнд тяжело вздохнул, а с поля донесся новый грохот, тяжелое падение, плеск и разлетающиеся волны грязи. Вместе со всадником упал и конь, а победитель, проскакав до конца поля, развернулся и вскинул над головой копье в победном жесте.
В той части крытой галереи, где отдельной группой держатся женщины, послышался восторженный визг на разные голоса, замелькали цветные ленты в тонких девичьих пальчиках.
Сэр Шатерхэнд прерывисто вздохнул.
– Разве этого не достаточно, – спросил он упавшим голосом, – чтобы стремиться выйти на поле?
Лоенгрин довольно улыбнулся.
– Я женат, сэр Шатерхэнд.
– Гм, ну, а дама сердца?.. Это не помеха супруге, красивая возвышенная любовь, лямур, духовная страсть, подвиги во славу…
Лицо Лоенгрина посерьезнело.
– Это все шалости, как бы сказать помягче. У паладинов, уж извините, не в обиду будь сказано, цели поблагороднее.
Сэр Шатерхэнд сказал азартно:
– Ну тогда просто подраться! Чтобы все кричали, что молодой герцог всех сильнее.
Глава 16
На другом конце крытой галереи собрались тесной группой вассалы Тельрамунда и горько сетовали, что граф на турнир не явился, то и дело рассерженно поглядывая на ту часть трибуны, где расположено кресло герцога.
Барон Артурас Неантарис процедил сквозь зубы:
– Сэр Шатерхэнд от него не отходит.
Виконт Матиас Тобиассон сказал с ненавистью:
– И можно догадываться, что он ему нашептывает так упорно.
Третий, Микаил Ларсен, что больше смотрел на сражающихся, проронил ленивым голосом:
– Можно только удивляться, почему этот чужак все еще не вышел на поле. Может быть, в самом деле он не настолько силен?
Барон Артурас сказал с неохотой:
– А Тельрамунд?
– Ну, – протянул Микаил, – можно предположить, что Тельрамунд был слаб или болен в тот день. Он же такой, не признается! Не захочет выглядеть слабым. Но мы понимаем, что любой человек может заболеть, руки любого могут ослабеть в какие-то дни…
Сэр Матиас сказал хмуро:
– Сомнительно. Но может быть другое…