Логово
Шрифт:
Ростовцев взглянул на Наташу. Она смотрела на него прямо, с вызовом.
— А потом ты собрался… — продолжил вспоминать доктор, — ее звали…
— Ее звали Наташа, — закончил Ростовцев с непреклонной мягкостью. — Наташа.
— Да-да… в общем, ключи у меня так и остались…
— Где они? Ключи?
— У меня, с собой…
Интересные дела. Зачем смертельно напуганный Снегирь таскает их в кармане? Червячок подозрения в душе Ростовцева напрягся, поднял голову, оскалил зубки… Цыц! — шуганул его хозяин. Червячок испуганно отдернулся, но не сбежал.
— Хорошо. Тогда мы заляжем там, на эти два-три дня. А ты подготовь
Ростовцев говорил жестко, командным тоном — и в душе ненавидел себя за этот тон. Знал, что Снегирь не умеет отказывать, и пользовался этим. Добавил он значительно мягче, чтобы хоть как-то сгладить впечатление от предыдущих слов:
— Я не понимаю, что со мной творится, Паша. Не понимаю и боюсь. Я всегда был уверен, что может отказать моя рука или нога, или какой внутренний орган — но уж мозг-то даст сбой в последнюю очередь. А теперь… Теперь я не уверен ни в чем. Вместо снов — непонятные кошмары со мною в главной роли. Наяву — дежа вю, ложные воспоминания и провалы в памяти. И — странные приступы, пока к тебе на электричке ехали, дважды так прохватывало… Думал — всё, конец. Если бы не Наташа…
Снегирь посмотрел на нее. Наташа кивнула. Лицо у нее было тревожное и серьезное.
— Ладно, — сказал Снегирь. — Я займусь не откладывая. Но — завтра.
— А сегодня?
— А сегодня я увезу отсюда Таську… Второй — такой — ночи я не переживу.
Предположив, что Эскулап сейчас на запасной, только Генералу известной площадке готовится к приему пойманного объекта, — Руслан ошибся.
Но и Генерал, знавший, что Эскулап сейчас пребывает в Красноярске и скрупулезно изучает все вероятные причины, способные вызвать феноменальную реакцию Ростовцева А.Н. на штамм-57, — Генерал ошибался тоже. В Красноярске Эскулапа не было.
…Эскулап привалился спиной к пыльному колесу ЗИЛа, стоявшего на лесной дороге. Рядом бледный водитель терзал автомобильную аптечку. Упаковки таблеток падали на обочину — пожелтевшие, наверняка просроченные. Эскулап хотел сказать, что никаких лекарств не надо — и не мог. Губы шевелились беззвучно. Но боль внутри, справа, уже уходила. Не исчезала — затаивалась. Пряталась ненадолго. У Эскулапа теперь вообще ничего не было слишком надолго… Загадывать вперед больше чем на три-четыре месяца не имело смысла. Он не загадывал. И не печалился — и без того последние семь лет жизни были подарком — результатом отчаянно-смелой операции, проведенной покойным Виктором Эльдаровичем Зубайдуллиным, известным узкому кругу лиц под псевдонимом Доктор…
Пришла пора отдавать займы.
Неожиданный и перевернувший все с ног на голову случай ремиссии, не закончившийся смертью объекта, подарил искорку надежды. Когда в деле всплыла Сибирь и город Канск — надежда заполыхала ярким пламенем. Умереть сейчас было бы обидно. Несправедливо. Но придется — если он сейчас, тридцать лет спустя, неправильно истолковал фразу умирающей старухи — показавшуюся тогда издевкой…
Через полчаса ЗИЛ снова катил по лесной дороге. Катил в Нефедовку.
— Ну ты силен, отец, — с завистливым уважением сказал водитель, увидев, как Эскулап наливает в пластиковый стаканчик «эликсир жизни». По кабине пополз резкий спиртовой запах, который не могли забить травы и многие другие ингредиенты напитка.
Пассажир поморщился. Эликсир действовал все хуже и хуже. Именно этот коктейль, изрядно подсадивший ему печень и приучивший мозг существовать в режиме постоянной алкоголизации, нейтрализовал до. поры процессы отторжения куска чужой и чуждой плоти, сидевшего внутри Эскулапа…
Плоти ликантропа…
— В общем-то, можно попробовать объявиться, — сказал Ростовцев. Особенной уверенности в его голосе не чувствовалось.
— Как объявиться? — не поняла Наташа.
— Так мол и так: не. казак я Емелька Пугачев, а законный государь Петр Федорович… Шутка. А если серьезно — зайти в первое попавшееся отделение милиции, анкетные данные теперь помню, попрошу выдать справку о потере паспорта. Не может же у них в каждом отделении свой человек сидеть…
— Не может. Только в этом отделении ты наверняка в списке разыскиваемых. Нужному человеку достаточно сидеть где-то повыше. Тебя там продержат часа два, пока справку готовят, а на выходе встретят…
Возразить было нечего. Ростовцев молчал, уныло глядя в окно — электричка подъезжала к Петербургу. Идея была не блестящая, но больно уж надоел этот бег по кругу. Давило чувство, что просчитать все его шаги не так уж сложно — хотя на вид все их с Наташей решения принимались достаточно спонтанно. Так заяц, поднятый гончими, бежит вроде куда хочет, вроде вольно и свободно, но на деле закладывает большую петлю, в конце которой ждет притаившийся за кустом охотник, и палец его уже лежит на…
Закончить эту охотничью аналогию Ростовцев не успел.
Началось.
По вагону шла женщина восточного вида и вяло твердила с монотонностью заевшей пластинки: «Три лимона на десятку, три лимона на десятку, три лимона на десятку…» — в руках женщина держала упомянутые фрукты. Это было последнее, что увидел и услышал Ростовцев.
Все повторилось: так же покраснел вокруг мир — огненно-красный вагон с пламенеющими демонами-пассажирами; так же набежавшей волной ударила и захлестнула с головой боль — начавшись с затылка и раскатившись волной по всему телу; так же перехватило дыхание — ни вдохнуть, ни крикнуть, ни позвать на помощь…
Потом все исчезло, огненный мир исчез, провалился в непроглядную тьму, где не было не звука, ни движения…
Потом звуки появились — много. Они накладывались, перекрывали друг друга: окно, окно откройте!., вот нитроглицерин, положите ему под язык… совсем молодые пошли дохлые, а в наши… да есть наконец врач в вагоне?!
Ростовцев лежал, голова была на чем-то мягком; Он открыл глаза. Перед ними слегка расплывались участливые лица попутчиков. Голоса наползали, сплетались в липкую паутину, хотелось смахнуть их, и отвести в сторону, потому что они мешали понять что-то важное… Громкий механический голос перекрыл всё: «Станция Славянка, следующая — Обухово».
Ростовцев рывком сел. Сделал рукой успокаивающий жест — все, мол в порядке. В горле стоял ватный ком. Ростовцев проглотил его и сказал, обращаясь к Наташе (то мягкое, на чем он лежал, оказалось ее коленями):
— Тот раз… когда в Тосно… между Славянкой и Металлостроем… то же место…
Голос звучал хрипло, отрывисто, Наташа сначала ничего не поняла, пыталась уложить его обратно: приляг, приляг, нельзя так сразу, пассажиры-доброхоты тоже наперебой давали какие-то советы… Ростовцев не слушал, повторил настойчиво, уже лучше ворочая языком: