Лоханка
Шрифт:
Тут огонь по рассыпавшейся колонне стал стихать. Вижу, как подходит монгольская конница, развернувшись широким фронтом. Кажется, это называется «лава». Очень страшно выглядит, если с гиком и присвистом мчится прямо на тебя такая силища, а ни пушек, ни пулемётов уже нет. Деловитые самоходки успели покончить с возникшими очагами сопротивления японцев буквально за полчаса боя – и тут сверкание клинков, люди, сбитые корпусами лошадей, арканы.
– Называется это: «Конно-артиллерийская засада», – прокомментировал командир нашей маленькой группы. – Хотя, конница тут только для того, чтобы не отпустить обратно разгромленную
Так и не доехали мы до реки – поступила команда снова отправляться в разведку. На этот раз среди бела дня. Наши бранзулетка с МОТкой уехали недалеко – в небе появились вражеские самолёты и, хотя было им не до нас, поступила команда остановиться. Мы, ясное дело, принялись окапываться и маскироваться прямо среди голой степи, чем и занимались до самого вечера. Тут я и обратил внимание на то, что десантников в бранзулетке не восемь, как раньше, а всего четверо.
– Так уж сложилось, – улыбнулся в ответ на мой вопрос отделенный, – что больше и не надо. Пулемётчики да один снайпер, плюс от всех бочек затычка – вольный стрелок. А то на дальних переходах выматываются люди от тесноты. Правда, если приходится окапываться, то сильно недостаёт рабочих рук. Ну а телефонную линию проложить или артиллерийский огонь скорректировать – это любому под силу. Бойцы-то все опытные, много чему обученные.
Позицию мы оборудовали и ночью, и на другой день, который начался с прихода трёхтонки – воды привезли, горючего, боеприпасов и кучу корявых жердей. Мы неплохо устроились и даже замаскировались толково, перекрыв часть траншей. Не для защиты, а чтобы внизу была тень, но сверху выглядело ровным местом, а не ямой. Пищу себе готовили на горелке – дизтопливо-то есть. Одним словом – обжили место. А вокруг – ни души. Изредка вдали пролетит какой самолёт, и всё. Степь да степь кругом, в чём легко убеждался каждый, заступающий на наблюдательный пост.
Тихо тут, благостно, как я люблю. А только на пятый день закрутился неподалеку воздушный бой. Из него «выпал» биплан и прямиком на нас, да с энергичным снижением. Гляжу – пропеллер-то у него не крутится, то есть явно пошел на вынужденную посадку.
– Ох ты ж царица небесная! – Воскликнул кто-то из наших. – А как он в наши окопы угодит?! И нас поломает и сам расшибётся!
Тут я выбрался наверх и двумя малыми сапёрными лопатками сделал выразительный выпад влево. Знаете, как иногда девчата из группы поддержки проделывают пушистыми шариками. Пилот меня правильно понял и довернул чуток, как раз туда, куда мы из своих окопов вынутый грунт по ямкам рассыпали и невольно выровняли это место. А биплан этот нашенский Р-5, мне его Поликарпов показывал на картинках, а потом я их разок и здесь в небе видел.
Так вот, сел он нормально и остановился неподалеку… Из передней кабины выбрался лётчик, и сразу на капот мотора смотреть – не иначе, пробоины считает. А из второй вылез летнаб, если я правильно помню, как их нужно называть, и уверенным жестом меня к себе подзывает. Гляжу я на него – мама родная! Надо же, кого сюда занесло! Хоть и в лётчицком комбинезоне и в шлеме, то есть без видимых знаков различия, но лицо-то никуда не девалось.
Подбежал, козырнул и говорю:
– Добро пожаловать, Георгий Константинович. Цирик Беспамятный счастлив приветствовать вас на гостеприимной монгольской земле.
Отделенный тоже подбежал, козырнул, но к речи моей ничего добавлять не стал. А мехвод мой Сеня и второй, что с ведущей бранзулетки, уже тащат к самолёту свои инструментальные ящички.
– Какая часть? – спрашивает Жуков.
– Передовое охранение хозяйства Кобыландыева, – отвечает отделенный. – Не желаете ли чаю? Пока механики разберутся… а то давайте, машину вызовем, или другой самолёт за вами.
– Вызывайте, только скорее, – отделенный побежал к рации, а меня никто не отпускал. – Вы, цирик, покажите мне тут всё. Выскочили тут, как чёртик из табакерки посреди чистого поля.
Вот так меня назначили экскурсоводом. Да недолго мы бродили – две траншеи да дюжина стрелковых ячеек плюс закопанные в землю транспортёры – вот и вся экспозиция. Потом командир наш доложил, что машина за командующим вышла и будет вскорости. Жуков успокоился и вставлять пистон никому не собирался, но тут закричал наблюдатель:
– С востока конная группа и бронеавтомобиль.
– Наших там нет – значит, японцы. Захаров, Кийко! Держать командующего в траншее. Остальные – по машинам. Встречный бой. Сергеич! Твоя МОТка шустрее. Постарайся встретить их подальше, а то как бы они по ероплану не стрелили.
Сеня притопил, оставив бранзулетку далеко позади, а я не отрываясь смотрел через перископ, прикидывая дистанцию для открытия огня. Бронеавтомобиль «Осака» – противник несерьёзный. На нём только пулемёты обычного калибра. Поэтому мы остановились, когда расстояние сократилось до полутора километров. Ударил из пушки. Из пяти снарядов попал я тремя, но этого оказалось достаточно. Эта древность остановилась и пара человек из неё выскочила. Потом уже и по конникам выпустил пяток гранат, как они поближе подскакали – двоих из сёдел выбил, а остальные ускакали обратно.
А то решили захватить беззащитный самолёт, понимаешь… хе-хе. С другой стороны, я чувствовал себя неловко, будто с пистолетом вышел на безоружного. В общем, преимущество на моей стороне оказалось слишком большим – в чистом поле, где мало возможностей для применения хитростей – ничего со мной поделать противник не мог.
Глава 9. Сарай
Демобилизовали меня через два с половиной часа. Георгий Константинович лично напутствовал буквально следующими словами:
– А ну выметайся в свою Тмутаракань, сварщик хренов. Вари там МОТки, бранзулетки и самоходки. Не твоё собачье дело по степи вышивать – есть и без тебя кому японцев шугануть. И сделай, наконец, транспортёр приличных размеров, а не эти маломерки.
– Так, – отвечаю, – мне бы дизелёк на пару сотен лошадок.
– Ты ещё здесь?! А ну, марш в самолёт! – И, чуть смягчившись: – Будет тебе движок.
Вот так и закончился для меня Халхин-Гол. Как только Жуков поговорил с Кобыланды, тут меня из армии и вышибли. Хоть и не из нашей, из монгольской, но, всё равно выпроводили на гражданку. Самолётом до Улан-Удэ, а дальше – в мягком вагоне.