Лоханка
Шрифт:
Самолёты мы в этот день видели ещё пару раз, но я так и не понял: наши это были или вражеские. Далеко. Вечером вёл мехвод, а ночью за рычаги перебрался я. То и дело нас обгоняли колонны грузовиков, заставляя сдвигаться с дороги в степь, а я всё-таки имею заметно больше опыта езды по неудобьям. Утром снова сменились, поэтому воздушный бой между нашими И-16 и японскими Ки-27 наблюдал, не отвлекаясь, через прицел. Не скажу, что всё понял, но кутерьмы было много. Однако, никого не сбили.
Местность тут открытая, авиации раздолье. Очень хочется постоянно видеть над головой свои ястребки… а они только изредка пролетят поодаль. Слева на дороге пылит автоколонна, обгоняя нас. Справа конные повозки и караван под вьюками. А вот стремительные БТ катят на колёсном ходу – их все пропускают, машут руками и даже пальцами показывают. Наши три лоханки тоже привлекают к себе внимание, но их издалека не видать, поэтому любопытные взгляды обращаются в нашу сторону не так часто.
И вдруг откуда ни возьмись пара японских самолётов заходит на автоколонну прямо через наши головы. Низко идут, целятся наверное, потому что держатся в воздухе ровно и плавно снижаются, причём на небольшой на мой взгляд скорости. Мысленно прикинул – я ведь из гранатомёта стрелял много и траекторию гранаты представляю себе хорошо – да и выпустил три снаряда подряд в расчетный момент. Как стреляли другие машины – не видел и не слышал – хлопает это орудие совсем негромко. Поэтому появление восьми разрывов в воздухе перед самолётами было для меня неожиданностью. Для пилотов – тоже. Ох, как они рванули в сторону – думал столкнутся или упадут. Но нет, удержались. И улетели.
На третий день мы уклонились левее от дороги, в которой двигались на восток техника и колонны снабжения, и вскоре полоса интенсивного движения войск и грузов потерялась из виду. Зато обогнали большой отряд кавалерии – всадники ехали шагом и выглядели усталыми. По виду лошадей можно было понять, что животные готовы выпить любую реку… не выпили. К водопою они подтянулись через полчаса после нас – днёвка получилась совместной и ещё помню много вкусной баранины. Конники остались на месте когда мы уходили – их транспорт нуждался в более длительном отдыхе, чем наш. И, да, в нашей форме монголы. Да и объясняться с ними можно. Некоторые командиры понимают по-русски, хотя, в основном, обходились несколькими десятками слов – что-то мы по-ихнему, что-то они по-нашему.
Вскоре и приехали. Встретил нас всадник в танковом шлеме и комбинезоне.
– Товарищ капитан! – обратился он прямо из седла к Кобыланды, находящемуся в кузове полуторки. – Вверенный вам батальон совершенствует позиции и ведёт разведку.
– Здравствуйте, Илья Константинович. Покажете на карте. Караван со вторым боекомплектом прибыл?
– Так точно, – улыбнулся встречающий.
– Вот и прекрасно. Загоняйте грузовик в укрытие, и через полчаса жду вас у себя.
Подчиняясь указаниям посыльных развели мотки по заранее отрытым окопам, где и укрыли их маскировочными сетями.
Вечерело. Спадал дневной зной. От недалёкой реки тянуло влажной свежестью. Прямо в неглубоком окопе за кормой танка мы расстелили шинели и устроились на отдых. Мы – это я и Сеня – механик-водитель нашего «аппарата». Мне предстояло работать башнёром и, как следствие, командиром машины. Так мы с Кобыланды порешили, чтобы я, разработчик, на своей шкуре прочувствовал все прелести и оценил собственные недодумки. Подошёл «кормилец», наделил нас пловом с бараниной сколько вошло в котелки. Он и воды принёс, чтобы наполнить фляги. Мы сразу сделали ему заказ ещё на пару вёдер для двигателя и запасных емкостей. Ещё он забрал записку с требованием на боеприпасы и горючку.
Мне Сеня сразу объяснил, что когда батальон окопался – нечего по нему лазить, кому ни попадя. Есть люди, которые всё доставят, сообщат и вообще, знают скрытные маршруты. Во избежание демаскировки.
Странные, однако, обычаи в монгольской армии! Когда я служил… ну… во время Грузинской кампании, как-то с этим было попроще.
На следующий день решался вопрос с радиосвязью. Наши мотки не могли вместить в себя радиостанций чисто геометрически. Так что в них было зарезервировано местечко под размер «сколько осталось». Пока же в этой нише пристроен боезапас. Доппаёк, так сказать. А воевать без надёжной связи бойцы конвойного батальона уже категорически не желают. Разбаловались, понимаешь! Поэтому «привязали» нас к одной из «бранзулеток», снабдив детекторным приёмником. Благо, об антенном выводе я позаботился заблаговременно. Ну а наушники в шлемах имеются, поскольку переговорные устройства давно стоят на всех машинах, так что дело оказалось несложным.
Потом пришёл художник и раскрасил наши МОТки в камуфляжные цвета, то белил добавляя в зелёный колер, то подмешивая сажи. Работал он вдохновенно, поглядывая на окружающий ландшафт и указывая из какого ведёрка куда наносить краску – в шесть рук мы тоже управились споро. Так и день прошёл в делах. Вечером я всерьёз задумался о том, из чего следует сшить спальные мешки и в каком месте МОТки их хранить – ночи в этих местах холодные, а шинелька какая-то тонкая после дневного-то жара.
Краска высохла только к полудню второго дня, когда солнце снова раскалило все металлические поверхности, ну а потом отделенный, командир нашей ведущей бранзулетки, приказал готовиться к выходу в поиск. Уже в густых сумерках проверили связь, да и двинулись. Общая задача – переправиться через реку и удалиться от неё на полтора десятка километров, преодолев невысокий пологий холм, голый, как коленка. Тут вообще совершенно открытая местность. То ровная, как стол. То совсем немного на спуск или на подъём. Изредка какая промоина встретится, так и та не предлагает надёжного укрытия. Вот насчёт испортить подвеску, если зевнёшь – это запросто. А замаскироваться в складках местности – редкая удача в связи с почти полным отсутствием таковых. Ну и горушки иногда встречаются, но не Кавказ. Ни ущелий, ни скал.
Берега, подмытые рекой, русла речушек – вот и все немногочисленные возможности обеспечить скрытность. А в основном – чувствуешь себя, словно на выставке. Вот так и мы катили в вечерних сумерках к широкой реке у всех на виду по широкой ложбине с пологими склонами. Потом командир ведущей машины дал мне указание двигаться впереди, переправиться на другой берег и прикрывать. Мы и переправились, проломились сквозь прибрежные заросли, а уж потом поморгали зелёным – темнота к этому моменту наступила, а луна нынче совсем тонкая, и свету от неё почти нет.
Транспортёр подтянулся за нами через полчаса и снова пошел впереди, направляясь к вершине далёкого холма. Потом через детекторный приёмник я слышал доклад о прибытии в заданный район, затем и мне приказали остановиться. Почему я слышал передачу с бранзулетки, адресованную комбату? Она ведь шла в КВ диапазоне, а не на средних волнах, на которые настроен наш приёмник. Ума не приложу – неважно я разбираюсь в радио.
Десант с бранзулетки побродил по окрестности, затем нас загнали в мелкую ложбинку. Ну да при нашей высоте наверх торчала только верхняя часть башни. Мы с Сеней чуток подкопали, где надо, и приладили маскировочную сеть. Транспортёр же устраивали метрах в восьмидесяти слева и чуток вперёд, если считать от того направления, каким мы ехали. В этом месте отыскали промоину приличной глубины.
А тут и рассвет. Нам притащили телефон, и я посетовал на свою несообразительность – должен был обеспечить машину собственным аппаратом и вывести наружу клеммы.
Про день, проведённый в железной коробке на солнцепёке ничего рассказывать не стану. Жарко, вот и всё. Одни только размышления об устройстве вентиляции. Ночь тоже ничего особенного не принесла – холод инициировал новый приступ мечтаний о спальных мешках. Утром позвонил командир ведущего транспортёра и сообщил о том, что две другие разведгруппы, как и мы, продвинулись вперёд и замаскировались. Днём мимо пролетел самолёт, но я не смог определить его принадлежности. Только на третий день услышал два взрыва с интервалом в несколько минут, вслед за каждым по рации командирской машины незнакомый голос диктовал цифры. Вечером небольшая группа японской кавалерии проследовала слева направо, но на нас всадники не прореагировали. А меня заранее предупредили, чтобы я себя ничем не выдал. По всему выходит – не разглядели они нас. Не зря маскировались.