Лондон
Шрифт:
Однажды мальчики подслушали признание крепыша-мясника:
– Было дело, он мне засветил. Жалею, что напросился.
– И каково тебе пришлось? – спросил кто-то.
– Да лучше бы ломовая лошадь лягнула, – глубокомысленно ответил мясник.
Гарри мог бы сойти за везучего человека, если бы не миссис Доггет.
– Не то чтобы она обходилась дорого, но от нее ни гроша не дождешься, – объяснял он.
Человек его положения, пусть даже костермонгер, вправе рассчитывать на некоторый доход от жены.
Испробовали все, чтобы отвлечь ее от джина. Обычную работу вроде прачки она бросила. Однажды весной он
Иногда он гадал, не сам ли виноват. Может, это он подтолкнул ее к пьянству? Гарри погуливал на стороне – не в этом ли дело? Хотя нет, вряд ли. При всех недостатках миссис Доггет всегда была покладистой и уживчивой. Что же касалось его грешков, то он подозревал, что и супруга не безгрешна. «Так уж устроено, что некоторые привыкают к выпивке, – рассудил он. – Вот и она пристрастилась». Но какова бы ни была причина, это означало, что Гарри даже с тележкой не мог взлететь высоко, а потому он предупреждал детей, быть может, излишне усердно:
– Коли такие дела, держите ухо востро и учитесь заботиться о себе.
Именно этим и занимались Сеп и Сэм.
Сэм воровал, и Сеп иногда беспокоился на сей счет:
– Вот смотри, попадешься ищейкам с Боу-стрит!
Не далее как в прошлом году Генри Филдинг, который не только сочинял романы вроде «Тома Джонса», но и являлся магистратом, предпринял первую попытку создать приличное полицейское подразделение, которое обосновалось на Боу-стрит, неподалеку от Ковент-Гардена.
А Сэм только смеялся над братом:
– Ты мне не нянька!
Мальчики были не однояйцевыми близнецами, но очень похожи: одинаковые белые прядки и перепончатые пальцы, которые достались им от отца Гарри Доггета, миновав самого костермонгера. Сэм был поживее, всегда готовый шутить; Сеп держался серьезнее. Как остальные дети, они были постоянно заняты. Старший сын помогал отцу с тележкой; сестры либо хозяйничали дома, либо где-то прислуживали, а близнецы работали вместе – на побегушках и выполняя случайные любые поручения, лишь бы разжиться монетой, которую тщательно прятали от матери. Но Сэм, будучи посмелее, втянулся в откровенную уголовщину. Действовал он изощренно.
На протяжении последних восемнадцати лет новый театр в Ковент-Гардене считался лучшим в Лондоне. Затемно, когда публика выходила, за шеренгами наемных портшезов уже толпились молодчики с фонарями на палках – факельщики, которые провожали по неосвещенным улицам тех, кто предпочитал идти пешком. Многие джентльмены, пожелавшие взять под крыло отиравшегося поблизости веселого мальчугана и через пять минут ограбленные близ Севен-Дайлса каким-то бандитом, были бы несказанно удивлены при виде того, как наутро Сэм, вопреки его смертельному испугу и слезам в момент нападения, цинично и хладнокровно взимал с разбойника причитавшееся вознаграждение.
– Ищейки
Но Сеп был рад составить ему компанию, когда дошло до воровства иного рода. Они обкрадывали миссис Доггет. Сошлись оба на том, что это и воровством-то не было – заслуженная часть семейного достояния. Если не взять, то известно, на что она пойдет.
– Лучше нам, чем сукину сыну, – заявил Сэм.
Он-то, спроси его кто, мог четко сказать, зачем ему деньги. Хотел стать костермонгером, как отец, а раз тележку унаследует старший брат, ему нужны средства на собственную. Уличные торговцы не лицензировались, гильдии не было, и начинать разрешалось когда угодно при согласии взрослых костермонгеров. «К пятнадцати годам я наторгую побольше, чем он», – скалился Сэм. А Сеп считал, что хочет того же, пока ему не исполнилось пять. Тогда он сделал удивительное открытие.
В течение года георгианский Лондон отмечал множество великих праздников. Большинство, разумеется, сохранялось веками: Рождество, Пасха, Майский день и великая водная процессия нового лорд-мэра. Но в детские годы костермонгера Гарри добавилось еще одно торжество, хотя и гораздо скромнее. В самом начале августа организовывались лодочные гонки: соревновались шесть лодок, каждая под управлением лодочника; маршрут проходил от Лондонского моста до Челси, призами были дорогой камзол и внушительная серебряная эмблема. Учредителем выступил комический актер и управляющий театром. Однако маленького Сепа сильнее всего поразило имя этого покровителя лодочников: Томас Доггет. Такое же, как у него, родовое! За регатой Доггета на приз Плаща и Значка следил весь Лондон.
– А он был из наших? – поинтересовался пятилетний Сэм у отца, впервые попав на гонку.
– Конечно. Это мой дядюшка Том, – бодро наплел отец.
Гарри знать не знал, имел ли хоть малейшее отношение к его собственному скромному семейству Томас Доггет, который не был уроженцем Лондона. Но малыш зарделся от гордости, и Гарри развеселился.
Однако с этого момента река и лодочники приобрели для Сепа совершенно новое значение. Быть костермонгером, конечно, здорово, но разве могло это сравниться с величием реки, где было, он чувствовал, истинное место Доггетов? Не проходило дня, чтобы он не мечтал присоединиться к колоритным водникам. И был довольно сильно удивлен, когда однажды поделился мечтой с отцом и костермонгер его поддержал. Гарри сообщил, что лодочники заняты славным делом, но есть и другая сторона, о которой Сеп еще не догадывается.
– Заодно можно стать и пожарным, – объяснил он.
Начало пожарным командам положили страховые компании. Понимая, что лучший способ сократить число исков – ликвидировать пожары, каждая компания обзавелась собственной телегой с бочками, ведрами и даже примитивными насосами и брандспойтами. Застрахованному лицу выдавался знак с названием и эмблемой компании, который крепился к фасаду дома, чтобы пожарные опознали его как свой; нет знака – пускай горит. В качестве пожарных страховщики нанимали на Темзе лодочников, всегда готовых к чему угодно. Сеп часто видел, как эти молодцы неслись со своим инструментом по улицам, одетые в яркие костюмы ливрейных компаний и с прочными кожаными шлемами на головах. Самыми шикарными ему казались бригады страховой компании «Сан».