Лоскутная кожа

Закевич Никита Игоревич

– Гарро, – догадался он, скрещивая руки на груди. Встреча со старым приятелем, пусть и в таких обстоятельствах, не представлялась ему желанной.

– Молок, – отрывисто, хрипло отозвался он. Слова тонули в бульканье, чавканье, срывались на крик. – Трудно. Говорить. Путы. Сними.

Молок неохотно щелкнул пальцами. Девушки вдруг замерли, прекратив раскачиваться в отчаянных попытках освободиться. Посмотрели на него непонимающими глазами, продолжили. Судя по тонким чёрным полосам, отметинам от врезавшихся в плоть пут, единственное, что до сих пор поддерживало в них жизнь, – это присутствие Гарро, которому требовалось вместилище бесплотной души. И рот.

– О,

так намного хорошо, – с видимым облегчением проворковал он.

– Лучше, – поправил Молок. Старшие братья и сёстры плохо знали человеческую речь, считали её чем-то унизительным для разумного существа.

– Да. Конечно. Я пришёл к тебе, братец. Предупредить.

– Предупредить?

– Да, – усмехнулся он, и девушки оскалились в жуткой усмешке. – Ты слишком много времени провёл в изгнании и мог не почувствовать. Грядут великие перемены, братец.

– Я заметил, – пробурчал он. – Раньше ты бы и носу не показал, из своего болота. А теперь вот здесь. Я уже скучаю по старым временам… Братец.

Голос задрожал, бормотание утонуло в диком вое. Молок понял, что тот смеётся.

– О-о, да. Ты никак не смиришься со своим изгнанием. Но ты заслужил кое-что похуже, Молок Изгнанный. И приговор ещё в силе.

– Ну что же, – процедил он, отгоняя тоскливые воспоминания о прошлой жизни. Несправедливость, жестокость Старших братьев и сестёр до сих пор не давали ему покоя, терзали, как дикий зверь, чувством обиды и стыда. – Я сбежал, и вы не смогли казнить меня. Зато содрали моё имя с сердцедрева, лишили большей части сил. И обрекли на вечные скитания среди людей. Не сказать, что я недоволен. Так зачем ты здесь?

– О-о, да. Я сам вызвался на эту роль. Хотел передать тебе волю Старших. Грядёт неизбежное, мы готовились к этому веками. И ты должен присоединиться к нам.

– Дай-ка угадаю, – раздражённо перебил его полную насмешек речь. – Вы просите о помощи. В обмен на помилование. И действительно считаете, что разрешения вернуться будет достаточно? Я требую большего.

– О-о. Тебе не предлагают помилование. Ты был – и будешь! – проклятым мятежником, предателем, позором нашего рода. Но если вернешься, тебе обещают простить бегство. И в обмен на казнь ты будешь причислен к Младшим. – Молок оскалился, слова Гарро заглушил звон в ушах. – Благо, растеряв все силы попусту, на глупое подражание человекам, ты мало чем отличаешься от них.

– Такого оскорбления я не слышал очень, очень давно.

– О-о, да. Либо так, либо смерть, неизбежная и мучительная, когда придут наши легионы. И полное забвение. Тебя не просто сотрут с коры сердцедрева, твои побеги вырвут и сожгут, а прах скормят Младшим. Позорная кончина. Но, как по мне, другой ты не заслуживаешь. Братец.

– Знаешь, – тяжело дыша, проговорил Молок. – Есть и другой путь.

– Сомне…

Молок щёлкнул пальцами. Из груди девушек раздался скрип, они задрожали, волосы зашевелились, встали дыбом – мгновенье спустя Марфа и Юлка посерели, будто из них вытянули всю влагу, и упали набок. Иссушённые, с белёсыми глазами, они обратились в тех, кем были вот уже долгие месяцы. Обычными человеческими трупиками.

Молок через силу втянул в себя воздух, устало хрустнул шеей, обращаясь в любимца всего лагеря, спасителя жизней доктора Гримбо. Вместе с человеческим обликом к нему вернулось и волнение. Страх подсказывал спасаться, бежать без оглядки, в надежде на спасение. Гарро никогда не приходил в столь ненавистный мир людей просто так. Одно только появление дражайшего братца сулило беду.

Гримбо торопливо подхватил саквояж, опрокинул содержимое, пригодное только для хирургических операций, и спешно засобирался, складывая в кожаную сумку пожитки.

«Нет, – растерянно подумал он, опустив руки. – Бежать некуда. Они найдут меня везде. Они знают, чувствуют, они придут за мной. Нет. Если только…»

Его взгляд упал на судорожно сопящего Волота. Кажется, охотник предлагал ему сдаться и отправиться на встречу к Великому Магистру. Быть может, хвалёный Орден сумеет оградить его от жестокой расправы? Тень сомнения скользнула по его лицу, но, оглянувшись на два распластанных на полу тела, Молок решился. В конце концов, он слишком долго жил в шкуре невзрачного доктора, в этом предательница Марфа была права. Пришло время попробовать нечто новое, сулящее невиданные доселе испытания. Предвкушая интересное, полное опасностей путешествие, Молок нетерпеливо щёлкнул пальцами. Охотник оскалился, открыл глаза, дико заозирался по сторонам. Дёргаясь во все стороны, быстро ощупал своё тело, тщетно пытаясь найти хоть какой-нибудь след случившегося.

– Надеюсь, – он подошёл вплотную, склонился над обезумевшим охотником. Не каждый день ты возвращаешься с того света, – твоё предложение в силе? Выступаем на рассвете. И вот ещё, Вол. Постарайся пока не сильно дергаться. Сращивать человеческие кости – то ещё занятие.

– За… Зачем? – надломившимся, задыхающимся голосом спросил Волот. Он походил на утопленника, что внезапно, в последний момент вырвался на сушу.

– Превратности судьбы, – пожал плечами доктор. Побурил глазами разбросанные по полу обереги, пока те не расплавились в бесполезные лужицы или не обратились в прах. Некоторые из них, самые мелочные и бесполезные, уцелели, но Молок только хмыкнул. Вряд ли позеленевший от старости серебряный колокольчик способен причинить ему вред, но, всё же незачем давать охотнику лишний повод противиться. Немного подумав, он решил оставить охотнику и главное оружие, заговорённые ножи. В конце концов, зачем заводить кота, если у того нет хвоста? Тем более если Старшие братья, вроде Гарро, решатся напасть – будет полезно иметь личного, ручного защитника. А не безоружного человечишку. – Знаешь, как бывает – спасаешь жизнь, чтоб убить лично, а потом оказывается, что он может спасти и тебя. Собирайся. У нас много дел.

Глава 4

Ранние лучи утреннего солнца отмечали небо нежно-розовым пожаром. Разгораясь, он распространялся всё быстрее, грозя поглотить всё вокруг. Стелящиеся по земле тени едва заметно дрожали, будто в страхе, но отступали.

– Так, значит, всё? Уходишь отсюдова, милсдарь?

Слова заспанного часового отчаянно путались, разбухший от жажды язык едва шевелился. Протяжно зевнув, он украдкой потянулся, и с доспеха градом посыпалась утренняя роса. Помяв немного письмо в своих железных варежках, с почтением протянул его обратно, не прочитав ни строчки, – королевская печать открывала многие двери. В особенности те, что охранялись неграмотными новобранцами.

– Ухожу, – поникнув головой, ответил Гримбо, морщась от скрипа старой кожи. Волот, крепко сжимая поводья, нервно ёрзал в седле. Волнение всадника передавалось и коню, призывно бившему копытом. Но стража на воротах, ожидающая решения часового, словно бы не замечала этого. – Я передал свои заботы о больных помощникам, думаю, они должны справиться. И ещё, передай сотнику, чтоб менял повязку не реже раза в три дня.

– Будет сделано. – Солдат, стукнув копьём по пыльной земле, отдал честь. – Лёгкой дороги, мастер. Нам будет вас не хватать. Эй, там! Открыть ворота.