Лотосовый Терем
Шрифт:
— Мы не кланялись земле и небу, но она стала моей женой, — мрачно сказал Ян Цююэ. — Она пропала.
Фан Добин подумал про себя: так ты её любовник.
Ли Ляньхуа вздохнул и пробормотал:
— Потому мне и казалось, что долгое отсутствие хозяйки, которая вышла за соевым соусом, куда любопытнее, чем смерть Безликого убийцы, а вы мне не верили.
— Чушь! — буркнул Фан Добин. — Если ты такой умный, почему сразу не разоблачил “Гэ Паня”?
Ли Ляньхуа горько усмехнулся.
— Он схватил мою жену, — сказал Ян Цююэ. — Пообещал, что если пойду в подземный дворец, то не только поможет мне вернуть Золотой меч Удана, но и даст десять тысяч лянов сверху.
Фан Добин фыркнул.
— Сделка выгодная, я бы тоже согласился. Неудивительно, что ты держал язык за зубами и сотрудничал с ним.
— Человек держит в заложниках мою жену, но обещает мне десять тысяч лянов — в такие сделки я не верю, — холодно произнёс Ян Цююэ. — И неважно, правду он говорит про деньги или нет, жена есть жена.
Фан Добин мысленно порадовался: пусть этот человек мрачен до отвращения, да ещё и игрок, но всё-таки придаёт большое значение любви и справедливости.
— Кто знает, что скрывается за этими вратами. Боюсь, если не откроем, ночью не уснём, — страдальчески вздохнул Ли Ляньхуа.
Фан Добин не удержался от смеха.
— По-моему, тридцать лет назад тоже кто-то не мог заснуть. Если найдём внутри сокровища, не забудь половиной поделиться со мной.
— Конечно, конечно, — улыбнулся Ли Ляньхуа.
Посовещавшись, они вчетвером стащили “Гэ Паня” с ворот. Господин Фан блеснул своим мастерством и запечатал ему восемнадцать акупунктурных точек. Чжан Цинмао, насмотревшись на груды костей, растерял всю смелость и только повторял, что надо пойти позвать ещё людей, чтобы осмотреть тут всё. Фан Добин проводил его в сторожевую башню и снова вернулся в подземный дворец. Сбежавший в ужасе Гу Фэнсинь не оставил ни следов ни тени — кто знает, куда он направился?
Глава 13. Могила первого ранга
Пока ждали Фан Добина, Ли Ляньхуа собрал кости и закопал в неглубокую ямку — нездоровая страсть к уборке не отпустила его даже в гробнице. Ян Цююэ бросил в щель над вратами несколько факелов, пока по ту сторону не стало светло. Внутри был воздух, похоже, там действительно находилась усыпальница.
— Ляньхуа, ты первый, — подтолкнул друга Фан Добин.
Ли Ляньхуа пошатнулся, от лица его отлила краска.
— О великий господин Фан, ты непревзойдён в боевых искусствах, обладаешь выдающимися талантами и обширными познаниями. Разумеется, первым должен идти ты, к тому же, с твоим изящным телосложением будет легко пролезть.
Фан Добин рассердился: он гордился своим болезненным видом избалованного господина, а Ли Ляньхуа просто-напросто обозвал его тощим как бамбуковая жердь!
— Я помогу тебе спуститься в эту дыру.
Пока Ли Ляньхуа с Фан Добином препирались, Ян Цююэ молча забрался на высокие врата и проскользнул в трещину. Какое-то время было тихо, а потом он нерешительно проговорил:
— Здесь как-то странно.
Фан Добин хоть и выглядел худощавым, но руки у него были сильные. Он схватил Ли Ляньхуа как цыплёнка, поднялся наверх, спрыгнул и втащил его внутрь словно тряпку. Затем осмотрелся: открывшаяся при слабом свете факелов картина лишила его дара речи.
Разве это можно было описать лишь словами “как-то странно”? Фан Добин сказал бы “глазам не верится”, “уму непостижимо”, “неописуемо”, “полнейший хаос”, “проделки нечистой силы”…
Врата Гуаньинь толщиной были не два чи и пять цуней, а пять чи и три цуня* — и чем ниже, тем толще, почти как шар. Это были даже не врата, а прочно вросшая в землю глыба, на которой по приказу императора Сичэна вырезали образ Гуаньинь и замаскировали под створки — но их никогда не смогли бы открыть. Мастера просто выкопали проход над этой глыбой и продолжили строительство усыпальницы, а потом заложили всё одинаковыми каменными плитами — выглядели они плотно пригнанными, без зазоров, но всё-таки за верхней плитой была не почва, а пустота, и за сотни лет под воздействием влаги и ветра в ней образовалась трещина, которую и заметил Ли Ляньхуа.
2 чи и 5 цуней — приблизительно 83,5 см
5 чи и 3 цуня — приблизительно 176,5 см
А за Вратами Гуаньинь находилась комната, похожая на дворцовые палаты.
Но что поразило Фан Добина — он увидел здесь не гроб и погребальные драгоценности, а столы, стулья, заправленную кровать, кувшин и пару чаш для вина на полу.
— Действительно, странно, — пробормотал Ли Ляньхуа. — В императорской усыпальнице нет гроба, но есть покойники, которые, кто бы мог подумать, желают выпить…
В палатах занавеси ниспадали до пола, стояла большая кровать из красного дерева и слоновой кости, на стене висел пейзаж на цзяннаньской парче, подписанный “Прекрасные горы и реки, мастер Далан”. Под картиной — столик и стулья из сандалового дерева, украшенные изображением драконов. На полу валялся плоский кувшин для вина в форме лошади и две простые серебряные чаши, на чайном столике в углу курились благовония, а рядом на подставке для циня лежали кинжальные ножны. Хотя вещей было немного, но все они — тонкой работы, очевидно, принадлежавшие императорскому дому. Неожиданно было увидеть такое убранство в глубине Си-лина, но больше всего поражало, что в палатах находились останки двух человек.
Один скелет в императорском одеянии, откинулся на стуле с открытым ртом, на полу валялся кинжал. Очевидно, кто-то неожиданно заколол его, пока он пил вино. Другой скелет втиснулся в пещеру за Вратами Гуаньинь. На вратах всё ещё можно было разглядеть пятна крови — он обеими руками стискивал кинжал, выкопал довольно глубокую яму, так что тело почти целиком находилось в земле. Вот только глыба была настолько огромна и невероятно прочна, что копать можно было только под ней, но неизвестно, как глубоко валун засел в почве — вырыть проход наружу практически невозможно.
— Оказывается, врата пытались открыть не только снаружи, но и изнутри, — вздохнул Фан Добин. — Кто эти двое?
— Они оба в императорских одеяниях, — заметил Ян Цююэ.
— Неужели это император Сичэн и император Фанцзи? — горько усмехнулся Фан Добин.
— Здесь всё кристально ясно, разумеется, умерший позже, убил умершего раньше… — спокойно произнёс Ли Ляньхуа. — Посмотри, у скелета на стуле почти не осталось зубов, должно быть, это отец; убив отца, сын выкопал яму, чтобы похоронить себя.