Лоуни
Шрифт:
– Я не знаю, преподобный отец.
– В ризнице ее не может быть? Или в жилых помещениях?
– Нет, преподобный отец.
– Как ты думаешь, кто-то из ребят может знать?
– Я не знаю, преподобный отец.
– Имеет мне смысл спросить их?
– Не могу сказать, преподобный отец. Может быть.
Отец Бернард взглянул на меня, и я начал сдавать карты.
– Понимаешь, Тонто, исповедь предполагает обязательство хранить тайну. Я не смогу рассказать ни одной душе то, что ты скажешь мне, – сказал
Я быстро взглянул на священника, предполагая, что он каким-то образом смог увидеть винтовку, но отец Бернард собрал карты вместе и принялся перебирать их.
– Но я же не на исповеди, преподобный отец, – улыбнулся я.
Он засмеялся. С лестницы послышался голос Матери – она звала священника.
– Подумай об этом, Тонто, – попросил он и поднялся, чтобы открыть дверь. – Если что-нибудь придет тебе в голову, дай мне знать.
Мать вошла.
– А, вы здесь, – сказала она. – Надеюсь, эти двое не слишком вас задерживают, преподобный отец.
– Совсем нет, миссис Смит, – отвечал он. – Я просто хотел посмотреть, лучше ли они играют в карты, чем раньше.
– А… – отозвалась Мать, смущенная оттого, что отец Бернард изобрел какой-то изощренный тест с целью определить, не играем ли мы тайно в азартные игры. – И как, лучше?
– Совсем нет, – ответил священник, подмигивая мне. – По-прежнему страшно мухлюют.
– А… – протянула Мать, – ну, если можно, я хотела бы отвлечь вас на минутку, преподобный отец. Есть несколько моментов, которые я хотела бы с вами обсудить.
– Я в вашем распоряжении, миссис Смит, – ответил отец Бернард.
Он встал и направился к выходу мимо Матери, которая придержала для него дверь.
Когда он спустился по лестнице вниз, Мать набросилась на меня:
– Почему Эндрю еще не спит? Ты же знаешь, что он плохо себя чувствует, когда устает.
– Знаю.
– Так, если ты знаешь, прекрати паясничать и уложи его спать.
– Хорошо.
Мать оглядела нас обоих и вышла. Я немного подождал и выскользнул за дверь к лестнице.
– Не знаю, осознали ли вы это, преподобный отец, – начала Мать, когда они спустились вниз, – но отец Уилфрид был всегда открыт для исповеди, когда мы приезжали сюда.
Они остановились в коридоре рядом с комнатой отца Бернарда. Мать скрестила руки на груди – поза, которую она стала принимать с тех пор, как отец Бернард появился в Сент-Джуд.
– Понимаю, – согласился он и кивком головы указал на дверь чулана под лестницей. – Не здесь, наверно?
Мать одарила священника снисходительной улыбкой:
– Нет, мы использовали для этого комнату отца Уилфрида. Это ваша комната. В ней есть небольшой занавес вокруг умывальника, вы видели.
– А…
– Этот угол легко приспосабливался под исповедальню.
– Не сомневаюсь.
Мать придвинулась к священнику поближе.
– Я, собственно, не за себя прошу, преподобный отец, – сказала она. – А за других. За мистера и миссис Белдербосс, вообще-то. Они верят, что это место и это время года, в общем, очень подходят для того, чтобы открыться Богу. Это возможность для очищения души, вы понимаете?
Отец Бернард слегка коснулся рукой плеча Матери:
– Миссис Смит, будьте уверены, что я выслушаю все, что вы пожелаете рассказать мне.
– Благодарю вас, преподобный отец. – Мать почтительно наклонила голову. – А теперь об Эндрю.
– Да?
– Очень важно, чтобы он постился вместе со всеми в эти выходные. Я уверена, вы согласитесь с тем, что он должен быть правильно подготовлен.
– Да, конечно.
– Тогда мне понадобится ваша помощь, преподобный отец.
– Само собой разумеется, миссис Смит.
– Так что, когда мы будем в самой обители…
Они переместились в кухню, но я знал, что Мать скажет отцу Бернарду. Что она от него хочет. Как они заставят Хэнни выпить воды. Как сила Иисуса очистит его тело и изгонит немощь, из-за которой он молчит с момента появления на свет.
Когда они закрыли дверь, я вернулся в спальню. Хэнни стоял около окна. Он извлек винтовку из-под одеяла. Брат помахал мне, потом потеребил кончик курка, вывернул мушку и, прежде чем я успел сказать, чтобы он положил винтовку, вскинул ее, направил на меня и нажал курок.
Глава 6
Секунду я думал, что мертв. Я мертв, и это хорошо. Я чувствовал странное освобождение, что все кончилось, да еще быстро и безболезненно, на что я всегда надеялся. Однако Хэнни по-прежнему был на месте, я по-прежнему находился в комнате, мы по-прежнему были в «Якоре». Я понял, что задерживаю дыхание, выдохнул воздух и подошел к брату:
– Отдай!
Хэнни отказался отдать винтовку и отвернулся от меня, вцепившись в винтовку и прижимая ее к груди. В Пайнлендс у него всегда что-нибудь отбирали, и братец научился защищать свою территорию. Вызывает уважение, что тут скажешь, но я не мог позволить Хэнни думать, будто он может маршировать с винтовкой наперевес по «Якорю». Мать хватит удар, а я буду виноват, и каюк всему.
– Я сказал, отдай.
Я протянул руки, и, почувствовав, что я говорю серьезно, Хэнни отдал винтовку. Я обмотал ремень вокруг приклада, засунул винтовку под половицы и сверху снова положил коврик.
Хэнни сел на кровать, по-детски скрестив ноги, взялся руками за щиколотки и, поерзав, засунул ступни под зад. Он схватил книжку, которую Отец Бернард убрал со столика, и открыл ее – хотел, чтобы я почитал ему.
– Тебе пора спать, Хэнни, – сказал я. – Ты слышал, что сказала Мать. Она будет ругаться.