Лоуни
Шрифт:
— Да, не наша. — И покачала головой: — Все шиворот-навыворот! Не помню, чтобы нам было так трудно, когда мы приезжали сюда с Уилфридом.
— У него все было просто, вот в чем дело, — заметил мистер Белдербосс. — И он не вмешивался в дела других людей.
— И все-таки, — сказала миссис Белдербосс, — завтра будет лучше, когда мы отправимся в обитель. Как там у Исайи? Насчет того чтобы не тревожиться об ушедших днях?
— «Но вы не вспоминаете прежнего и о древнем не помышляете», — сказала мисс Банс и доела свой кусок торта.
— Вот именно, — согласилась миссис Белдербосс. —
* * *
Клемент терпеливо ждал, сидя на маленьком стульчике в прихожей. Свою палку он расположил на коленях.
— Я могу теперь идти домой? — спросил он.
— По-моему, отец Бернард сейчас надевает куртку, — ответил я.
Клемент смотрел в пол.
— Я просил их не звонить в этот колокол, — пробурчал он.
Я не ответил, и Клемент снова вскинул глаза.
— Колокол на Стылом Кургане, — объяснил он. — Ты знаешь, тот, что в старой башне рядом с домом?
— Да, — кивнул я.
— Его заколотили много лет назад. А они пришли туда.
— Кто пришел?
Клемент собрался уже ответить, но замолк, когда дверь в прихожую открылась. Появился отец Бернард — он хмурился, застегивая молнию.
— Что происходит? — спросил он.
Клемент махнул рукой, и священник сел на ступеньки.
— Паркинсон и Коллиер, преподобный отец. Они отправились к Стылому Кургану сразу после Нового года, оторвали доски на башне и стали звонить в этот чертов колокол. А через пару дней в «Фессалии» в окнах зажегся свет, и все это дело началось.
Отец Бернард посмотрел на меня, затем снова перевел взгляд на Клемента:
— Какое дело?
— Они сказали мне, чтобы я больше сюда не приходил. Сказали, что отправят меня снова в Хейверигг, как они это сделали в прошлый раз. Но я должен был прийти и предупредить вас о том, что они сделали. А теперь, когда ваша собака разбила эту бутылку, это уже последняя моя возможность.
— Эту старую бутылку в столовой? Какое она имеет отношение ко всему происходящему?
— Вы не знаете, что это?
— Нет.
— Это для того, чтобы ведьмы не поселились в доме. Но бутылка должна быть запечатана. А теперь, когда она открыта…
— Клемент! Ты хочешь, чтобы мы кого-нибудь вызвали? Может быть, доктора? Твоя мать будет дома, когда мы приедем? Может, мне следует поговорить с ней. Чтобы понять, можем ли мы как-нибудь помочь с тем, что тебя беспокоит.
Клемент опустил глаза:
— Вы не понимаете, преподобный отец. Вы должны держаться подальше от Паркинсона и Коллиера.
— Почему? Что они, по-твоему, сделали?
Но не успел Клемент ответить, как раздались тяжелые ритмичные удары. Кто-то стучал в дверь.
Хэнни выскочил из столовой и схватил меня за руку, показывая, что он хочет, чтобы я открыл дверь. Один за другим все вышли в коридор. С улицы донеслось пение.
— Кто там еще? — сказала Мать и бочком протиснулась сквозь собравшихся, чтобы посмотреть, что делается за дверью.
Глава 20
Ряженые всегда пугали меня,
В прежние времена, когда мы часто приезжали сюда, нам иногда приходилось видеть представления ряженых на лужайке.
Вонь от дешевого алкоголя разнеслась сразу же, как только ряженые затянули низкими голосами старые песни. Эти песни не были знакомыми, непритязательными мелодиями гимнов, которые мы распевали всю неделю, нет, они звучали так уныло и устрашающе, что наводили на мысль о колдовстве с целью призвать дьявола в этот мир.
Первым в компании ряженых стоял святой Георгий, одетый в короткий плащ крестоносца. Он отбивал такт дубиной. Когда пение закончилось, он стащил с головы картонную корону и поклонился, и, несмотря на густой грим, я узнал Паркинсона. Коллиер стоял сзади, наряженный Браунбэгсом. Собака его была привязана снаружи к столбу ворот, она рвалась с поводка и громко тявкала.
— Мы пришли, как договорились, — объявил Паркинсон отцу Бернарду, улыбаясь.
Отец Бернард взглянул на Мать, нахмурившуюся при виде местных жителей.
— Да это вы Клемента развлекаете?! — Паркинсон смотрел в глубь коридора; все обернулись и увидели, что краска сошла с лица Клемента. — Так, так. Ты, стало быть, опять тут, а, Клемент?
Мать по-прежнему держалась за косяк двери.
— Боюсь, вы ошиблись домом, — сказала она. — Мы вас не ждали.
Паркинсон взглянул на отца Бернарда и ухмыльнулся:
— Мы любим обходить в Пасху все большие дома. И мы подумали, что небольшое представление тут придется по вкусу, раз уж погодка такая паршивая.
— Ну, может быть, мы лучше придем в деревню и посмотрим на вас в другой раз? — предложила Мать.
— А мы долго не задержимся, — усмехнулся Паркинсон.
Он каким-то образом переступил порог, так что Мать не заметила, и ей ничего не оставалось, как отступить назад и позволить этим людям войти. Они кивнули, выражая благодарность, и вытерли ноги о коврик — святой Георгий, Браунбэгс, янычар и другие; один из них быстро проскользнул в дом. Он был полностью запеленут в черный плащ. Лошадь Олд Болл вошла последней. На лошади была коричневая рубаха, на палку был надет настоящий лошадиный череп, внутри которого клацали стеклянные глаза. Череп вращался, ухмыляясь, как та мерзкая тварь, которую мы нашли ночью в лесу.
Тот, кто был скрыт под плащом, наклонил лошадиную голову, чтобы пройти в дверь гостиной.
Когда голова качнулась вниз, мисс Банс отшатнулась и схватила отца Бернарда за рукав.
— По-вашему, это хорошая идея? — прошептала она, когда все гуськом прошли в гостиную. — То есть это же может быть кто угодно. Это что, какой-то языческий обряд?
— Ох, Джоан, это традиция, — объяснила Мать. — Мы всегда смотрим представления ряженых.
— Что, здесь? — удивилась мисс Банс.
— Ну, не здесь. Послушайте, это просто ради развлечения, — попыталась Мать успокоить девушку.