Ловцы троллейбусов
Шрифт:
Перед дядей Гришей лежал план восстановительных работ, И пила. И рогатый рубанок.
— Дядя Гриша, — заговорил я, подходя к нему. — Если можете, не сердитесь, — и протянул ему конфеты.
— Спасибо, не нужно, — мотнул головой дядя Гриша.
Вася и Редактор перенесли в квартиру необходимый материал и отдыхали в машине, Я попросил их доставить меня на почту.
— Мельтешишь, — укоризненно заметил Редактор, однако тоже поехал.
На ступеньках перед входом, держась за настенный почтовый ящик, но все
— Золотые мои… Неужели за мной? Как я скучаю…
Я прислонил его к стене и вошел в помещение. Телефоны трезвонили не умолкая. Девушки-сортировщицы бегали из комнаты в комнату, словно почту заливало. Чужедальний сидел, обхватив голову руками.
— Зашиваюсь, Не справляюсь, — повторял он, бессмысленно глядя в одну точку.
Очнулся не сразу, а когда узнал меня, глаза его сверкнули надеждой.
— Я понимаю, вы человек занятой, — горячо начал он. — Но войдите в положение. Вы так нас в свое время выручали. — В голосе его слышалась мольба.
— Конечно, — обрадовался я.
Мы погрузили в багажник мешки писем и толстенные пачки газет. За какие-нибудь полтора часа корреспонденция была доставлена по адресам.
Я посмотрел на часы и сказал, что мы, пожалуй, можем успеть сделать еще один крюк в сторону. Редактор сразу поскучнел, а Вася заныл.
Тогда я их отпустил и попытался заполонить троллейбус. Не тут-то было! Делать нечего, отправился пешком, Разыскал дом и квартиру. Никто не открыл мне. Пришлось ждать на улице. Я стоял и вспоминал: когда заканчивается рабочий день?
Наконец в дальнем конце переулка показалась крупная фигура. Но шел Илья Ильич не один, а под руку с женщиной.
Чем ближе они подходили, тем ясней я понимал, что это Нина Павловна, секретарь Рукавишникова. Илья Ильич нес ее сумку. «Взгляд со стороны…» — снова подумал я. Если б я остался в стенах учреждения, то, наверное, никогда бы не увидел их вдвоем…
Илья Ильич был настолько великодушен, что позвал меня зайти. Я не посмел принять приглашение. Только сказал:
— Мы не успели договорить. Против вас на работе замышляют недоброе. Готовится заговор.
— Увы, он уже в действии, — печально кивнул Илья Ильич.
— И что вы собираетесь предпринять?
— Я уже немолодой человек, — ответил он. — У меня нет сил единоборствовать с Ходоровым. Кроме того, — продолжал он и при этом глядел не на меня, а в сторону, — кроме того, если меня просят уйти, я стараюсь не задерживаться.
Я двинулся в обратный путь пешком, опять не дождавшись троллейбуса.
В квартире царил переполох. Вася, в расстегнутой рубахе, без пиджака, расхаживал по столовой.
— Иголку мне! — требовал он.
— Он ею заколется, — волновалась Вероника.
— Не давать, не давать, — вторил ей Редактор.
— Принесите, — хладнокровно разрешил Директор.
Вася выхватил из рук Калисфении Викторовны шкатулку, извлек здоровенную иглу и, картинно выставив руку, проколол мизинец. Выдавил каплю крови в стакан с вином. Вероника зажмурилась. Редактор вскочил. Вася поймал его за рукав.
— Пей!
— Еще чего, — сказал Редактор, отворачивая заметно побледневшее лицо.
— Если выпьешь, мы будем братья, — объявил Вася.
— Вася, а как поживает твой настоящий брат? — спросил я.
Секунду Вася колебался.
— Хорошо поживает.
— А он чем занимается? — подхватил Редактор.
— Все ему надо знать. Какой деловой! — огрызнулся Вася. — Нет у меня никакого брата, понял? Сейчас будет. Пей!
Редактор вырвался и убежал. Директор отобрал у Васи стакан, пошел, выплеснул содержимое в раковину.
— Умей себя вести, — сказал он.
Вася плюхнулся в кресло и с надрывом прошептал:
— Нет у меня брата.
А я вновь вспомнил своего северного друга и наши с ним разговоры. «Если где-то что-то исчезнет, то в другом месте столько же появится». Как это верно и всеобъемлюще! Считалось, что у Васи есть брат, а его, оказывается, нет. Редактор говорил, что совсем один, а у него есть брат. Исчезнувший в одном месте тут же появился в другом.
А во время вечернего застолья я поднялся и, постучав ножом по хрустальному бокалу, призвал присутствующих к тишине и вниманию.
— «Девять лет назад, — начал чтение я, — он нашел свободную ячею в торговой крупноячеистой сети. Ячея оказалась будто для него приготовленной, За минувшие годы им пройден большой путь…»
Время от времени я делал паузу, и тогда Вероника подавала мне бокал с пузырящейся минеральной водой. Я читал дальше:
— «Он неутомимо расширяет ассортимент товара. Его поиск зримо воплощен и здесь, на этом столе, и носит подлинно творческий характер».
Когда я закончил, воцарилась тишина. (Щегол не в счет).
Ее нарушил Директор.
— Вася, — сказал он дрогнувшим голосом, — немедленно дуй за шампанским.
Затем встал, приблизился ко мне и троекратно расцеловал.
Шампанское появилось через несколько минут. Оно взбодрило кровь и воображение. По просьбе собравшихся я прочитал сочинение еще раз.
Уже под утро Редактор попросил меня выйти для доверительного разговора. Мы уединились на кухне. Тут дышалось куда легче — вместе со свежим воздухом в открытую форточку влетали и таяли редкие звездочки снежинок.
Редактор форточку прикрыл.
— Ты написал прекрасно, — сказал он. — Именно такой кристальной ясности не хватало твоему письму. Именно такой ясности я хотел от тебя добиться.
— Перестань, — польщенно буркнул я. Стекла его очков затуманились.
— Увы, обо мне так никто не напишет. А знаешь, я ведь играл, в детстве на мандолине…