Loveц
Шрифт:
– Да. Я не совсем понятно выразился?
– Ничего, я привыкаю. Ловцов два?
– Да.
– А кто в единственном экземпляре? Единый, так сказать?
– Программист, конечно. Он может играть в эту игру или в любую другую, на каком захочет уровне.
– В качестве любого персонажа. Кто несёт ответственность за сбои в программе?
– Я же говорил, фрактал обратим, в любой момент роль программиста может взять на себя загонщик или даже гейм. Это, между прочим, путь в обход. Единственный.
– Чтобы играли в твою игру?
– В нашу, если Вы мне поможете.
– Да.
Павел внимательно изучал содержимое флешки.
– Позволь, кое-что подправлю.
–Я на это и рассчитываю. Если не менять сути, всё остальное – Ваше.
– А по сути?
– Потом, возможно.
– Запомни, что сказал. Ага, ну я так и думал. О, Господи! Да тут любая программа заглючит. По русскому у тебя – «два»?
– Нет – «три».
– Сильно завышено.
– А Вы тоже учились в нашей школе. Я знаю, видел Вашу фамилию.
– Угу.
– Теперь мы – лицей.
– Что-то изменилось?
– Статус.
– Двоечники стали троечниками?
– Нет, математики программистами.
– Кто у вас сейчас директор?
– Наина Глебовна Наумова.
– Информатику читает?
– Вычислительную математику.
– Ну, конечно, что же ещё. Всё. На сегодня хватит. Исправь грамматические ошибки в описании.
У Богдана стало лицо пожирателя лимонов.
– Редактора поставь.
– Да он мне каждое слово подчёркивает. Почти.
– Ну я это и имел в виду.
– О, нет. Легче придумать программу, чтоб сразу все слова печатались правильно.
– Ага, и вставь её себе…
– Куда?
– Туда, где у тебя мозги! На, забирай. Я себе всё перекачал.
– И снимок?
– А как же! Чтобы твою учительницу получше запомнить.
– Зачем?
– Приду к тебе на родительское собрание требовать справедливого отношения.
– Ну, нет Туда даже мои предки не ходят.
– Ещё бы! Срам такой! Иди на фиг, русский учи. «Режиссёр» – каким словом проверял?
– «Чаще». Когда зайти-то можно?
– Встретимся.
Оставшись, наконец, в одиночестве, Павел ещё раз открыл папку с «Ловцом». Снимок был качественный. При увеличении фрагмента почти не распадался на пиксели.
– Ну, здравствуй, Рождественский подарок. Скоро всё будет готово. Нужно только исправить ошибки. Но сначала выспаться. Наконец-то, выспаться.
И, не убрав с монитора изображения темноволосой женщины с кошачьими глазами, Павел рухнул в постель.
Мальчишкина идея, объясняющая поведение дискретов, была настолько наивна, что походила на правду. Павел поделился ею с Виктором.
– Где ты откопал этого гения?
– Я? Между прочим, он – автор нашего голубого блюза.
– А? Так это твоя сказка про златовласку? Что ему от тебя-то нужно? Не стихи же в твою честь сочинять. Не приведи, Господи.
– В ученики набивается.
– Вот как? Стало быть, сам нашёл. Круто. А тебе давно пора.
– Он ещё школьник.
– Так их, наверное и нужно с постясельного возраста набирать, пока…
– Что пока?
– Не обработали их пока. Чего ржёшь?
Павел не стал объяснять Виктору ни причин своего смеха, ни того, что его связывало с юным Богданом – у них и без того было много о чём поговорить и что сделать.
– Кстати, – веселился Виктор – ваш с Сашкой эротический танец окончательно сорвал крышу всей компании. У Катьки нервное расстройство – она теперь блюзы без смеха слышать не может, а Соловьёв по всему миру ищет геев – программистов тебе в друзья.
– Пусть сам ориентацию сменит, а мы посмотрим.
– И эдакое страшилище ты собираешься?…
– Нет, поищи ослика. Вить, держи подарок ко дню защитника отечества. Сканер полностью отлажен. Можешь пространство гнуть, можешь радикулит лечить и своих тинэйджеров на откровение раскручивать.
– Не фига себе фиговина.
– Грубо.
– Это мягко. Я тебе тоже подарок ко дню рождения припас. Разработки группы Соловьёва. Потрясающие сволочи. Весьма любопытно. Хотя ничего нового. Для тебя. – Виктор протянул Павлу флэшку.
– Неужели они рассчитывают поймать нас на собственном плагиате – Павел от души веселился, просматривая предложенные материалы.
– Ну, вообще-то мы могли бы воспользоваться законом о защите авторских прав.
– Слушай, – моё самое ценное и любимое право – делать своё дело, ни от кого не защищаясь, а остальное – суета сует.
– Валить тебе пора отсюда, Пашка.
– «Да, да, благодарю, я собираюсь…»
Он действительно собирался, так как прекрасно понимал, что жить относительно спокойно, как раньше, ни ему ни Виктору уже никто не даст. Слишком много было разработано ценных небезопасных проектов, чтобы не получить лестное предложение ещё раз. И этот раз может оказаться последним во всех смыслах. Павел легко работал независимо от признания заслуг, оплаты и прочих благ, просто ради интересной темы, но он не мог и не хотел тратить свои силы на игры взрослых мальчиков: стрелялки и боевики никогда не были его любимыми жанрами. Вопрос, куда бежать, тоже в общих чертах для него был решён: другой город, а, тем более, государство, только усугубило бы проблему и не только его собственную. Да и есть ли в этом мире место, где преклонить голову? Оставалось решить, как. Пока не кончилось игровое время. Прекрасно отдавая себе отчёт в том, что начинает мыслить категориями навязанной ему компьютерной игры, Павел не только не захотел отказаться от работы над ней, а напротив, решил воспользоваться ею: с одной стороны как прикрытием, а с другой – как возможным средством ухода. Виктор «пожаловался» Соловьёвской компании, что у Пашки на старости лет снесло башню, и он увлёкся с тинэйджерами программированием игрушек, забросив все свои разработки. Это было на столько неприкрыто и детски наивно, что сработало, и Павел выиграл ещё пару месяцев.
За это время они с Богданом весьма продвинулись в своих затеях. Геймы низшего уровня, застрявшие в ловушках первого типа, теперь могли решать свою судьбу самостоятельно, не опасаясь программных глюков. Но при повторной попытке персонаж обрекался на прохождение нескольких муторных кругов начального уровня, количество которых определялось стилем игры. При этом оба: и Павел и Богдан начали понимать, что не только работа над сложной своенравной программой объединила их. Было ещё что-то, вызывающее потребность в постоянном общении этих так мало похожих людей. Можно было найти массу объяснений: и то, что у Павла были более мощные, чем дома у Богдана компьютеры, и он любезно предоставлял школьнику возможность пользоваться ими в учебных целях, и то, что Богдан уже вполне мог, хотя бы минимально, заменить вечно занятого Виктора, помогая в работе Павлу, тем самым приобретая статус ученика, суть не менялась. Они нуждались теперь друг в друге на каком-то ином, более высоком уровне. Иногда, если позволяло время, эти странные друзья вели долгие философские беседы, и Богдан, как заворожённый, слушал своего учителя и с удовольствием, даже страстностью, спорил с ним, и Павла нисколько не удивляла недетская мудрость и рассудительность юного собеседника. Единственное о чём они больше не говорили, это о школе, в которой учился Богдан и об Анне.