Loving Longest 2
Шрифт:
— Нельяфинвэ, ты же видишь, что сам Финрод в записке называет зелёные плащи laiqu"e, а не ezell"e. Вряд ли Гвайрен выучил это слово именно от него. Я бы понял, если бы Гвайрен пришёл с Финродом, при этом был намного старше его и привык бы так говорить в Амане, но он же явно намного младше и прожил при Финроде не больше сорока лет, — продолжил Натрон, спрятав книжку. — И вообще, насколько я понимаю, все ваньяр остались в Амане. Кто научил его так говорить?
— Проклятье, — сказал Маэдрос, — ты прав.
Гвайрен стоял у окна, держа в руках плащ
«Пусть, — подумал Гвайрен, — пусть, пусть! В следующий раз я скажу Саурону всю правду, и пусть он делает с этой правдой, что хочет… Никому из эльфов эта правда не нужна, я всегда знал это. Но он мне поверит».
— Я могу тебе чем-то помочь? — услышал он мягкий голос Воронвэ. — Ты кажешься мне очень добрым; думаю, тебе тяжело быть с этими кровавыми братоубийцами. Приходи в наши покои…
— Нет, нет, я должен отдать плащ Маэдросу, — ответил Гвайрен, потом обернулся, глянул на Воронвэ и снова сказал: — Нет, нет, мне пора!
Он побежал вниз; голова кружилась, он перескакивал через ступени, чудом не упав и не разбившись.
Гвайрен сам не понимал, почему у него так колотится сердце. Он чуть не врезался в Маэдроса и Натрона.
— Ты плащ забыл, — сказал он Маэдросу. — Холодно. — Гвайрен накинул плащ на плечи Маэдроса и даже позволил себе застегнуть ему брошь.
— Ну ладно, — сказал Натрон, — моё дело предупредить. Пойду, меня, наверно, Маэглин уже потерял.
— Я помню его, — заметил Аракано, глядя Натрону вслед, — но как-то смутно. Видел в Ангбанде. Он вроде надевал на меня платье. А ты, Гвайрен?
— Да, он искусно шьёт, — выдохнул Гвайрен. — Он авари.
— Что он тебе говорил, Нельо? — спросил Маэдроса Аракано.
— Ничего особенного, — сухо ответил Маэдрос. — В основном про различия между квенья и другими эльфийскими языками. Про разные слова.
Гвайрен с облегчением выдохнул.
— Я бы ему и в этом не верил, — сказал он. — И лаиквенди, и авари не любят чужих и часто им всего не рассказывают. Помнишь, Нельяфинвэ, у Финрода был такой друг, Эдрахиль? Он написал трактат о растениях Белерианда, основываясь на том, что они ему наговорили. Я посоветовал Финроду незаметно выбросить эту книгу: ведь они ему намеренно или не говорили всю правду, или сказали всё наоборот. Я очень удивился, когда увидел, что эта книжка в почёте у Пенголода…
— Нельо! — услышал Маэдрос незнакомый, дрожащий от плача женский голос. Он резко обернулся и увидел поодаль, у врат в королевский двор, женщину-эллет в сером платье — и… маленького Келегорма с длинными серебристыми волосами.
Маэдрос бросился к мальчику и
— Рингил, да? — спросил Маэдрос. — Так тебя зовут?
Подросток кивнул.
— Я твой дядя Майтимо. — Маэдрос прикусил губу; он чувствовал, что сейчас разревётся. — Пойдём к нам… и ты тоже, — обратился он к женщине.
В тот момент он не обратил внимания на её заплаканные глаза, на то, как она робко посматривает на него, словно всё время пытаясь что-то сказать.
Он повёл Рингила во дворец, потом по коридору и лестнице вверх, к мосту, соединявшему башню и королевский дворец.
На мосту он увидел Куруфина — точнее, Луинэтти. Она о чём-то взволнованно говорила с невысокой белокурой эльфийкой, одетой, как и все домочадцы Идриль, в синие одежды с золотым шитьём и алым сердцем на рукаве. Потом та всплеснула руками и бросилась Луинэтти на шею. Рингил вопросительно глянул на Маэдроса — он, видимо, никогда раньше не видел Куруфина, а вот сопровождавшая его женщина в сером платье пошатнулась и стала падать на руки Маэдросу. Тот испугался, что она может вывалиться с моста за перила.
— Что с тобой? — спросил он недоуменно.
— Там… там… там же…
— Кто? — спросил Маэдрос.
— Там же я… — Женщина с размаху, как тряпичная кукла, села на каменные плиты и уставилась на Луинэтти и её спутницу.
— Ты кто такая? — воскликнула Луинэтти.
— М-м-майтимо… — пискнула женщина в сером. — Майтимо, это не я… Это точно не я!
— Так «я» или «не я»? — Маэдрос беспомощно оглянулся вокруг. — И если «я», то где?
«Да что же это я говорю», — мелькнуло у него в голове.
— Это я, — твёрдо сказала Луинэтти. — То есть это моё тело. Вот мне интересно, кто в нём? Ты кто вообще такая?
— Нельо, это точно тэлерийка, которая учила меня жарить рыбу, — подтвердил Аргон. — Если Луинэтти говорит, что это её тело, то она права.
— Дядя Нельяфинвэ, — Рингил дёрнул его за рукав, — папа велел вам передать, что вот это дядя Куруфин. — И он показал пальцем на женщину в сером платье.
— Нет, это невозможно, — Маэдрос встал и с высоты своего роста осмотрел с ног до головы женщину, которая всё ещё сидела в нелепой позе. — Нет, ну хватит с меня! Что вырезано на раме твоей кровати под подушкой?
— П-папа… п-п-папа с яйцом. — Женщина стащила с головы платок и стала утирать им слёзы.
— Что?! — Потрясённый Маэдрос встал на колени и взял женщину за руку. — Курво, это действительно ты?!
— Это же не я, — опять сказала женщина, снова показывая на Куруфина-Луинэтти.
— Конечно, не ты, идиот, если это ты! — Луинэтти тоже наклонилась к ней. — Если это ты, то я твоя жена.
— Линет, — выдохнул Куруфин, — ты целовалась с какой-то женщиной… ты опять?!
— Это моя сестра. Она тут служит, — объяснила Луинэтти.