Loving Longest 2
Шрифт:
Келегорм был настолько поглощён своими переживаниями, что не заметил его язвительного тона и ответил:
— Элеммакил, это мой брат!
— Это ещё глупее, — обиженно сказал Элеммакил. — Придумай что-нибудь получше.
— Элеммакил, — Куруфин понял, что дальнейший разговор может вылиться в совершенно ненужную — прежде всего для самого Куруфина — ссору. — Элеммакил, я действительно его брат. Куруфин. Гортаур поместил меня в это тело некоторое время назад. И я думаю, что после того, что мы сейчас выяснили, у нас всех есть все основания как можно скорее покинуть это
— Супруга Келегорма не захотела покинуть его, — объяснил Куруфин. — Мы решили, что отправляться всем вместе опасно, это привлечёт излишнее внимание. Они доверили ребёнка мне с тем, чтобы я доставил его тебе и Кано. Должен тебе сказать, что Маэглин знает о нашем побеге, от него, вообще-то, можно это не скрывать, и он нам даже немного помог. Но я хочу тебя предупредить, Майтимо… Мне очень не нравится этот Гватрен, который приехал с Маэглином сюда. Келегорм говорит, что после встречи с тобой по дороге он слышал, как переговариваются птицы: они сказали, что если ты ещё раз встретишься с Гватреном, тебе больше никогда не придётся охотиться.
— Ну, это можно по-разному понять, — сказал Майтимо, хотя от этого ему стало не по себе. — Да и я уже… — Он хотел было сказать, что сейчас уже встречался с Гватреном — но вспомнил, что это не так: Гватрен не видел его из-за колонны, а когда он спустился во двор, Гватрена и Маэглина там уже не было. — Ладно, пойдём, надо тебе с Рингилом найти место в наших покоях.
— Пойдём, Гвайрен? — обратился Аргон к белокурому эльфу. Гвайрен опёрся о перила моста, соединявшего башню и дворец. Его золотистые волосы развевались на ветру; в них были те же белёсые, лёгкие сероватые отблески, что и в облаках над морем.
— Прости, — ответил он. — Просто… мне что-то грустно.
…Её он всегда любил. Знал, что она — не его мать, называл «нянюшка» или «тётушка». Имени у неё тоже не было, и как её зовут, он тогда не знал.
И он действительно не знал, как зовут его самого. Когда он спрашивал у нянюшки, та отвечала:
— Я же не твои родители, я не могу дать тебе имя. Твои отец и мать приедут, вот тогда…
Дом казался ему очень большим, но там всегда было темно. Занавески всегда были задвинуты, и она не любила, когда он подходил к окну. Он ходил по комнатам; многое было ему непонятно, но он боялся спрашивать. Ничего не трогал, если прикасался — то только самыми кончиками пальцев.
В зеркале — огромном тяжёлом зеркале внизу, в зале — он тоже видел, что нянюшка — не его мать. Мальчик знал, что дети должны быть такими, как родители, потому что на картинке в книге были зайцы, большие и маленькие — почти одинаковые. Они стояли рядом, он — золотоволосый (тогда ему нравилось, что у него мягкие локоны ниже пояса), она — темноволосая, добрая, красивая. Она с усилием приподняла его так, что его лицо оказалось почти на уровне её, потом опустила, сказала:
— Ты тяжёлый, скоро я уже не смогу тебя поднять.
Она положила руку ему на голову и сделала отметину на раме зеркала. Сколько лет ему было тогда — одиннадцать, двенадцать?
— Тётушка, я тебя люблю.
— Я
И они были счастливы, пока родители не забрали его.
Комментарий к Глава 36. Нянюшка Ещё раз благодарю бета-ридеров за работу, которая становится всё более и более сложной и объёмной (увы), Mistylight за проверку “лингвистического” отрывка и Анника- за все вопросы, которые очень помогают двигаться дальше :D
====== Глава 37. Indemmar (1): Сильмарилл, не стоивший Клятвы ======
Комментарий к Глава 37. Indemmar (1): Сильмарилл, не стоивший Клятвы Снова благодарю Анника- за обсуждение сюжета и последовательности подачи информации))
Indemma — мысленный образ, видение во сне (квенья)
Вопрос об испорченных или зложелательных эльфах рассматривается в другом месте. Как говорят сами эльфы, это в основном эльфы, лишённые тела, которым пришлось пережить какой-либо смертельный ущерб, но они восстали против призыва к их духу отправиться в место Ожидания. И эти восставшие — в основном те, кто был убит в ходе какого-либо злодеяния. Так они бродят как «бездомные» эльфийские души: они невидимы, кроме как в форме indemmar, которые они могут навести на других, и зачастую они полны зложелательства и зависти к «живым», будь то эльфы или люди.
Дж.Р.Р. Толкин
Маэдрос смотрел, как Гвайрен и Аргон заходят в ворота башни. Уже почти стемнело, только над самым краем моря на западе ласково светилась золотисто-розовая полоска.
«Свет уходит туда, — подумал Майтимо. — Но значит ли это, что свет — там?..»
Гил-Галад мягко взял его под руку.
— Я провожу тебя до комнаты?
С ним были Арголдо и Кирдан Корабел, но они держались на почтительном расстоянии от короля и Маэдроса. Все вместе они зашли на первый этаж башни, и вдруг Майтимо ощутил ладонью прикосновение чего-то лёгкого и мягкого. Он обернулся: это была Лалайт, её шёлковое синее платье. Она насмешливо смотрела на них. Истерлинга рядом видно не было.
И Гил-Галад неожиданно, очень тихо сказал:
— Тху, я почти час слушал бредни твоего посланника. Я хотел бы узнать от тебя самого, что именно тебе надо. Зайдём сюда, поговорим? — он указал на дверь в небольшую гостиную-приёмную, где стоял стол и несколько табуреток. — Арголдо, выйди, пожалуйста, наружу, постереги, чтобы нам никто не мешал. Кирдан, ты хочешь остаться?
— Да, — ответил тот. — Я тоже отвечаю за твою безопасность.
— Что мне нужно? Убийца Финвэ, — сказал Саурон, сняв и отряхнув расшитую шапочку с перьями. — И он нужен мне живым. Я практически уверен, что сейчас он здесь.
— Ты хочешь, чтобы его выдали тебе? — спросил Гил-Галад. — По какому праву? — Голос Гил-Галада, холодный, тихий и уверенный, странно звучал в устах столь юного эльфа.
— Я — властитель Средиземья, Гил-Галад. Ты этого не понимаешь? Кстати, кто тебе сказал, что я — это я? Маэдрос?
— Я слишком давно тебя знаю, — сказал Гил-Галад. — Когда Мелькора не было в Эндорэ, ты был нам неплохим соседом. Ты многому учил нас, и теперь я полагаю, что не всё из этого было дурно, как и не всё, что пришло из Амана, было хорошим.