Loving Longest 2
Шрифт:
— Я вообще-то очень хотел достать хотя бы её тело, — пожал плечами Майрон, — В моей коллекции нет ни одного чистокровного эльфа из ваньяр. Не получилось. Насколько я понимаю, на ней было слишком много драгоценностей, и поэтому её затянуло в какую-то расщелину на самое дно Моря. Я понял, что произошло что-то подобное, когда опустился под лёд и увидел, что на том месте, где затонула жена Тургона, вместе с ней ушла под воду и другая женщина. Именно поэтому я постарался особенно тщательно сохранить твоё тело, Луинэтти — в надежде, что когда-нибудь смогу тебя допросить. В последнее время я часто думал о том, могла ли
— Конечно, это сделала она! — воскликнул Куруфин. Маглор кивнул, соглашаясь с братом.
— Я не убеждён в этом, — покачал белокурыми кудрями Майрон-Лалайт. — Как вы помните, Фингон унёс с места преступления чей-то фонарик. Он безусловно, мог бы пытаться скрыть преступление своего отца, матери или брата — но стал ли бы он лгать в таком важном деле ради Эленвэ? Куруфин, твоя жена утверждает, что ты видел, как Фингон выбросил фонарик, — сказал Майрон. — Это так?
— Да, — согласился Куруфин, — и было ещё кое-что, Майрон. Я уверен, что убийца хотел убить не только Финвэ: мы все должны были умереть.
— Возможно, но в момент убийства вас не оказалось дома, — пожал плечами Саурон.
— Только потому что я так решил, — сказал Маглор. — Это я предложил всем отправиться на охоту. Отцу мы обещали, что останемся дома, чтобы обеспечить дополнительную охрану Сильмариллов.
— Непослушные вы детки, — погрозил им пальчиком Майрон. — А идея сбежать из дома настолько хороша, Маглор, что можно подумать, будто я это предложил. Кстати, почему именно ты так решил?
— Видишь ли, — вмешался снова Куруфин, не дав Маглору ответить на вопрос (хотя он, кажется, и не собирался), — я думаю, даже Мелькор не мог рассчитывать справиться с нами всеми быстро и сразу. Для любого другого убийцы — не-айну, я думаю, это было невозможно в принципе. Не говоря уж о том, что мы все очень сильны физически, даже Маглор и Карантир, — самые слабые из нас, у нас на тот момент было оружие и доспехи, которых не было ни у кого другого в Амане. Может быть, не все знают и помнят об этом, но вообще-то Оромэ подарил Келегорму двух собак — Хуана и Науро. Вторую собаку мы тогда нашли мёртвой во дворе. Келегорм думал, что её, как и дедушку, убил Мелькор, но я сам хоронил её. Собака погибла от яда, который должен был убить всех нас.
— Ты знаешь, в чём именно был яд? — спросил Майрон.
— Это был яблочный пирог, который часто готовили в доме Ингвэ; соответственно, готовили его и в доме Финарфина, и в доме Финголфина — но не в нашем. От пирога осталось полкусочка, но начинка и тесто были вполне узнаваемы. А вот тарелку, заметь, унесли — видимо, вместе с фонариком, поскольку по тарелке можно было безошибочно определить, где именно приготовили пирог. Я думаю, что убийца просто выкинул пирог, когда уходил, а бедная собака его съела.
— И вы бы не удивились, откуда взялся пирог? — поинтересовался Майрон.
— Нет. Вообще наши кузены и кузины приезжали сравнительно часто, но, как правило, виделись с кем-то одним или двумя из нас, чтобы отец ничего не заметил, так что если бы пирог вдруг оказался на столе у дедушки в его покоях, никто не стал бы задавать вопросов. Я не исключаю, — если верить в твою историю с балконом, Майрон — что пирог мог привезти Фингон и бросить в комнате или на балконе после того, как дедушка потерял сознание, а кто-то
— Послушай… — начал Маэдрос.
— Нельо, Фингон мог не знать, что пирог отравлен, — пожал плечами Куруфин. — И вообще, сдаётся мне, такой план — тихо, по-доброму всех отравить, — вряд ли принадлежал Мелькору. Это скорее похоже на милого дядю Ноло. Или на тебя, Турукано.
— Ты забыл, что я единственный в семье не люблю яблоки, — улыбнулся Тургон так приветливо, как будто бы его и не обвиняли в убийстве второй раз за вечер. — И я единственный никогда не умел делать этот пирог. Что же касается моей жены, то вы вправе не верить мне, как были бы вправе не верить и ей, если бы вам удалось допросить её, и она поклялась бы, что мы вдвоём были дома. Скажу только, что дома мы были не вдвоём: у нас в гостях был Финрод, и тебе, Майрон, безусловно, следовало бы поговорить с ним на эту тему до того, как он стал главным блюдом на твоей трапезе.
— Ещё не вечер, — бодро ответил Майрон. — Мой милый душка Финрод, наверно, долго не задержится в чертогах Намо. Он обязательно ко мне вернётся и простит мне наше маленькое недоразумение.
— Лалайт, а ты не забыла, что у него в Амане есть невеста? — насмешливо сказала Финдуилас.
— Ах, эта самая Амариэ, я всё про неё знаю, — не девушка, а пустое место, — фыркнул Майрон.
— Ты, наверное, как мой дедушка Финарфин и прадедушка Финвэ, считаешь, что из Амариэ не вышла бы хорошая невестка и мать? — спросила Финдуилас.
— Неужели они так говорили? — удивился Гвайрен.
— Дядя Финрод не любил об этом вспоминать, но они же всё время твердили: мол, не хватит у неё сил родить семерых, как у Нерданэль, так и жениться на ней незачем, — ответила Финдуилас.
— Да, наша матушка молодец, — сказал Куруфин, — вот, Луинэтти, с кого надо брать пример.
— Тебе? — насмешливо спросила Луинэтти.
Куруфин покраснел, как маков цвет, вспомнив, что находится в чужом теле; он уставился в вырез своего голубого платья, почти закрыв лицо белокурыми локонами.
— Ну, — буркнул он, — я надеюсь, что когда-нибудь тот, кто сделал с нами такое, вернёт нам те тела, которые были даны нам при рождении?..
— Ой-ой-ой, — прощебетал Майрон; из складок своего пышного синего платья он извлёк огромный веер в виде павлиньего пера и стал им кокетливо обмахиваться. — Неужели, милый Куруфинвэ, ты хочешь сказать, что тебе не нравится, когда тебя трахает кто-то очень похожий на Феанора, а ты, милая Луинэтти, на самом деле не любишь щупать белокурых девиц? Ах вы, врунишки! Ничего я для вас делать не буду. К тому же, — обратился он к Маэдросу, который тоже уже собрался поддержать просьбу брата, — это опасно, и я не уверен, что хоть один из них останется жив после такого.
— Ты, Майрон, тут говорил про Финрода… — вздохнула Луинэтти, — а я бы так хотела снова увидеть крошку Ородрета…
Куруфин с ужасом вытаращился на жену.
— Какого такого Ородрета?! Я не буду! Я теперь с тобой вообще в постель не лягу! Вот наша матушка родила семерых и без всякого Ородрета! — ни к селу ни к городу воскликнул он.
— Луинэтти, дорогая, — почти серьёзно сказал Карантир, — я вот помню, как Курво родился — бедная мама очень страдала. Ты же не заставишь бедняжку Курво семь раз проходить через такое испытание?