Ловушка для птички
Шрифт:
Знаю, что перегнул. Оправдываться бессмысленно. Это всё. Финал.
Она уезжает, и меня накрывает. Колбасит от чувства вины так, что сдохнуть хочется.
Гарик прав: зря я снова с ней связался. Он единственный знает, как тогда я из-за нее подыхал. Еще раз подобное просто не вывезу. Но как перестать о ней думать?
Не видеть её больше. Если что и поможет, то только это. Проверено опытным путём. Проект мы утвердили, дальше все вопросы буду решать по телефону с ее шефиней.
Сегодня начинается семейный отпуск с женой и сыном.
Привожу себя в тонус: прохладный душ, две таблетки аспирина, крепкий кофе и чистая рубашка. Впервые с приезда бреюсь.
В обед еду к сыну.
По дороге заезжаю в цветочный магазин — приехать к Юле без букета чревато скандалом. Потом заруливаю в и магазин игрушек за грузовиком для Шурика. Мне он так не обрадуется, как строительной машинке с большими колесами.
Принять, что твой ребенок особенный, непросто. Шурик родился здоровым и рос таким серьезным бутузиком, что вокруг все шутили: сразу директором станет. На странности в его поведении первой обратила внимание моя мама, которой я отправил несколько видео с внуком. Юля тогда отмахнулась: мол, Шурик просто слишком умный, чтобы всем подряд улыбаться.
К году он пошел, но не заговорил. Мычал и казался каким-то отрешенным. Вскоре мы заметили, что он своеобразно играет с игрушками. Ему нравились грузовики. Но он не катал их, как обычно делают малыши, а ногой переворачивал вверх дном и так же ногой по очереди крутил колеса. На мои попытки показать, как нужно играть, сын реагировал истериками. Даже прикасаться к своим самосвалам не разрешал.
Расстройство аутического спектра. Эти три слова прозвучали как гром среди ясного неба. В нашем случае это не лечилось, к этому нужно было привыкать. Уже полтора года я пытаюсь.
Сынок встречает меня хорошо, даже позволяет обнять. Машинку берет, но сразу же бросает.
— Ему только зеленые нравятся, — напоминает Юля и фыркает, — ты забыл?
Это вместо «здравствуй» и «спасибо за прекрасные цветы».
— Не было зелёных с большими колесами, — оправдываюсь.
Таких правда не было.
Пока идем в номер, я осматриваюсь. Отель необычный. Старинный, с красивой территорией и теплой домашней атмосферой. Но то, что он специализируется на гостях с маленькими детьми, для нас оказывается минусом. Шурик не любит других детей и прикасаться к себе разрешает только близким и няне. К счастью, в последний момент нашей няне пвыдали визу, и она тоже прилетела.
— Гостиницу надо менять, — недовольно заявляет Юля в номере, — тут совсем колхоз! Давай сразу в «Хилтон» в Барселоне, чтобы снова не вляпаться.
— Барса в часе езды отсюда. Далековато, не находишь?
— Зато там есть чем заняться. А тут село какое-то. Нафига ты здесь дом построил? — закатывает глаза.
— Захотел и построил, — хмыкаю. — Ты сама говорила, что хочешь виллу в Испании.
— Я
— Что именно тебе не нравится?
— Атмосфе-е-ера, — протяжно стонет. — Говорю же — деревня!
Спорить бесполезно. С ее пафосом ей везде деревня, кроме Москвы и родного Краснодара, где она королева.
— Хочешь в Барселону — езжайте. Мне надо закончить с мебелью и ландшафтом на вилле. Если будем продавать, то лучше все доделать.
— Тогда завтра переедем. Сегодня же вечеринка, — вспоминает. — Ты в черном смокинге будешь?
— Ага. И с бабочкой, прикинь! Мы с Гариком решили одинаково одеться.
Рассказываю, и настроение поднимается. Давно я не бывал на костюмированных вечеринках.
— А я в платье от Гуччи. С перьями! Кич такой, обалдеть просто, — подхватывает Юля.
— Оторвемся, — улыбаюсь.
После свадьбы мы ни разу не веселились вместе. Я все время на работе, она зависает с подружками в салонах или рестиках. Общих друзей толком нет. Мы с ней как-то параллельно живем.
— Останешься? — кладет руку на плечо и смотрит с надеждой.
— Нет, — отрезаю сразу, — через час прораб приедет за расчетом. Отдыхай, собирайся, заеду в восемь.
Возвращаясь на виллу, чувствую, как рубит усталостью. Отвык не спать по ночам. Сразу поднимаюсь наверх с намерением завалиться на пару часов. Вечер обещает быть долгим, не хочется начать зевать еще до полуночи.
Захожу в спальню, и сон как рукой снимает. Смотрю на смятую постель и вижу хрупкое тело Птички. Лежит на краешке, спит спокойно. Вокруг темно, мне стыдно.
Закрываю глаза и выдыхаю: приплыли. Уже глючит из-за неё.
Открываю глаза и снова смотрю на кровать. Нет никого, кроме дрожащего солнечного зайчика на подушке. Даже легкий аромат духов Сони больше не витает в воздухе.
Только чувство вины никак не исчезнет.
И вдруг до меня доходит, почему я так разозлился.
Все три года я считал ее своей. Не видел, не слышал, знать ничего о ней не знал, но помнил, как тихо и уверенно она сказала: «Да, твоя».
Где-то глубоко во мне жил глупый романтик, который верил, что так говорят только раз в жизни. Полагал, приеду и легко возьму своё. Но моего здесь не оказалось. Кого-то надо было обвинить и наказать. А некого. Она сама себя у меня украла. Наказал её. И себя заодно.
Спать в этой комнате невозможно. Душит.
Спускаюсь вниз, на диван. Опускаю оконные роллеты и вырубаюсь.
* * *
На вечеринку мы опаздываем. Сначала я проспал, потом Юля никак не могла определиться с обувью. В итоге приехали на полтора часа позже.
На террасе ресторана шумно и многолюдно. Но с улицы разглядеть присутствующих не получается — в проемах навесили золотистые шторки с гирляндами из бусин. Они красиво бликуют и придают полуоткрытому пространству интимность и определённый шик.