Ловушка страсти
Шрифт:
А его сердце сильно билось, потому что произведение искусства понравилось Женевьеве.
Она обернулась к нему, словно он был создателем картины. Исходивший от нее свет поразил герцога. Он таял в этом сиянии.
Герцог знал: вы либо поражены до глубины души, либо испытываете равнодушие. Можно привыкнуть к чаю или вину. Можно приобрести мастерство, но не талант. Страсть бывает либо врожденной, либо ее вообще не существует.
По правде говоря, история картины по-прежнему не особенно волновала его.
Его
Именно поэтому картина приобретала такую ценность в его глазах. Не имя художника и не использованные им краски.
Радость Женевьевы передалась и ему.
— Венера, — наконец произнес герцог.
— Да! — Женевьева рассмеялась.
— Можете потрогать. Только осторожно.
Она бросила на него быстрый взгляд, чуть опустила веки, и герцог увидел, что Женевьева правильно поняла намек.
— Это невозможно! Картина бесценна.
— Наоборот, у нее есть цена. Спросите у моего управляющего, сколько она теперь стоит. Все имеет цену, — хладнокровно возразил герцог.
Уголок ее рта чуть дрогнул.
— Это точно Тициан. — Гарри критическим взором рассматривал картину. Своё мнение он высказал поспешно и немного нервно. Он хотел, чтобы его услышали, потому что в этот миг они с Миллисент были забыты. — Посмотри на жемчужную кожу девушки, Женевьева, на маленькую собачку, спящую рядом… Красноватый оттенок ее шерсти так типичен для Тициана. Собака на картине олицетворяет верность.
Герцог увидел собаку, лежащую рядом с обнаженной женщиной.
Для него имели значение лишь чувства Женевьевы. Ему нравилось слушать, когда она говорила об искусстве.
— Кажется, Веронезе одно время был ассистентом Тициана, — быстро продолжал Гарри.
— Венера и Марс, — хором произнесли герцог с Женевьевой.
Гарри замолчал.
Миллисент смотрела на картину. Изображенная на ней женщина была очень похожа на нее, те же широко распахнутые глаза и открытое лицо, но ввиду обнаженности натуры никто не решился это сказать.
По крайней мере при дамах.
— Очень мило, но как можно было изобразить ее лежащей совершенно голой, чтобы все видели?
Миллисент нахмурила брови. Однако в ее голосе не было осуждения. Скорее, смесь искреннего любопытства, удивления и небольшой доли отвращения.
Возможно, Миллисент была самой прямолинейной молодой женщиной, когда-либо встреченной герцогом.
Гарри смотрел на нее, не веря ушам. Он словно раздумывал, стоит ли улыбнуться или в ужасе зажмуриться.
— Согласен, леди Бленкеншип, — сурово ответил герцог. — Она довольно дерзкая. Возможно, даже чересчур откровенная. Мне нравятся Венеры, которых можно иногда раздеть.
В последних словах был скрыт явный намек, и всем стало неловко.
Женевьева стояла неподвижно, как будто слова герцога ударили ее в самое сердце. Он ожидал горячего румянца, осуждающего взгляда украдкой.
Внезапно Женевьева повернулась к Гарри и торопливо сказала:
— Обрати внимание на молодых дам на заднем плане, ее служанок. Они роются в платяном шкафу.
Гарри взглянул ей прямо в глаза.
— Наверное, торопятся ее одеть, защитить ее добродетель.
Его голое звучал предостерегающе.
Слова были дерзкими, как женщина на картине.
— Мне казалось, тебе нравится Тициан, Гарри.
— Так и есть, — помедлив, чуть слышно ответил он.
Последовала неловкая пауза. Герцог решил завершить их короткую экскурсию.
— Вы спрашивали про оранжерею, Осборн. Хотите ее посмотреть?
И вновь брошенный вызов, неуловимый и коварный.
— Может быть, сначала устроим пикник, а потом посмотрим оранжерею? — наигранно веселым голосом предложила Женевьева.
Она прекрасно знала, что они там увидят.
— Я бы предпочел оранжерею, — неожиданно твердо сказал Гарри.
— И я тоже, — поддержала его Миллисент. — Обожаю цветы! Мне хотелось бы нарисовать все самые необычные, какие у вас есть.
— А я проголодался, — сказал герцог.
И поскольку он был хозяином, его мнение перевесило. Все отправились на пикник, и Женевьева получила короткую передышку.
Глава 17
Слуги вместе с Гарри пронесли корзину для пикника на берег озера, где плавало около дюжины огромных, великолепных злых белых лебедей. С ив, живописно склоненных над водой, облетели почти все листья. Миллисент шла за Гарри и слугами, то и дело выхватывая свой альбом, как будто она и минуты не могла прожить без того, чтобы не зарисовать идиллический пейзаж.
Конечно, Гарри не сделает Миллисент предложение в присутствии слуг. Правда, теперь Женевьева опасалась, что он предпочтет отвести ее в какой-нибудь прелестный живописный уголок. Она сама бы с радостью услышала предложение руки и сердца именно здесь.
Женевьева все время вспоминала напряженное лицо Гарри в галерее и то, как он взволнованно сыпал словами. Только что косвенно подтвердилось его подозрение, и он был недоволен.
Гарри ревновал.
Или просто переживал за нее.
Женевьева предпочитала думать первое.
Но почему она так расстроена? Потому что ее душа спокойна лишь тогда, когда он счастлив. А до приезда герцога в Эверси-Хаус он был счастлив почти всегда.
— Здесь можно быть такой счастливой, — громко произнесла Женевьева. — Все так красиво: безмятежность, но не скука, уютно и мило.
«Господи, только не говори, что все эти слова описывают меня!»
Однако герцог не попался в столь очевидную ловушку.
— Мы никогда не жили здесь подолгу. Но все же это был один из ее любимых особняков.