Ложь
Шрифт:
– Больше всего пастух печется об овце, отбившейся от стада. Идемте ко мне, Деметрио. У меня дома Вы можете пить, сколько угодно, так Вы не заставите меня находиться здесь и подавать недостойный пример моей пастве.
– Так почему бы Вам не уйти отсюда?
– Я уйду только вместе с Вами, Деметрио.
– Ну, хорошо, я доставлю Вам это удовольствие и пойду с Вами, но не думайте, что я верю в Вашу святость.
– Я тоже не верю… в моей церквушке нет праведников.
Пройдя через площадь, они вошли в домишко преподобного отца… Деметрио заметался по комнате, словно загнанный в клетку лев. Не находя себе места, он вышел
– В качестве исключения я выпью с Вами, Деметрио.
– Тот же виски, что мы пили вчера, когда Вероника провозгласила тост за Мату-Гросу… за зеленый ад, не так ли. Надеюсь, сейчас Вы не в том настроении, чтобы поднять стакан…
– И Вы тоже, инженер… по крайней мере левой рукой. Зачем Вы сняли косынку?.. Если не поддерживать руку на перевязи, ожоги будут заживать дольше.
– А для Вас это так важно? – язвительно спросил Сан Тельмо.
– Важно, хоть Вы и не верите мне.
– Не лгите, преподобный, для Вас не это важно!.. Вам важно знать, что с Вероникой, зачем я женился на ней, зачем привез ее в Мату-Гросу. – Деметрио вышел из себя. – Что ж, будь по-вашему, Вы это узнаете… Я отвечу Вам так же, как и ей, преподобный. Я женился на Веронике, потому что ненавидел ее, я привез ее в Мату-Гросу, чтобы осуществить месть, в которой поклялся…
– О чем Вы? – ужаснулся Джонсон. – Что Вы имеете в виду?..
– Нет, святой отец, я свершу не месть, а возмездие. Ее постигнет суровая, но справедливая кара за жестокость!..
– Справедливая кара? – растерянно и с негодованием переспросил священник.
– Да, да, и не думайте, что мне было легко это сделать!..
– Догадываюсь!..
– Что бы Вы ни думали, но я боролся сам с собой: мне мешали благородство, порядочность, сострадание, моя совесть, в конце концов!
– Полно, есть ли у Вас все это? – усомнился Джонсон.
– Что-о-о? – Деметрио вскипел и гневно сжал свой крепкий кулак, словно намереваясь ударить преподобного в лицо, но синие глаза Джонсона смотрят на него с холодным равнодушием и отвагой; в них нет ни вызова ни бравады.
– Можете ударить меня, если хотите, – спокойно ответил преподобный. – Мой сан священника, как Вы заметили, лишает меня возможности защищаться, так что для Вас это будет так же просто и легко, как ударить женщину.
– Преподобный Джонсон! – взревел Деметрио.
– Бейте, чего Вы ждете?.
– Я не бил Веронику, что-то помешало мне. Возможно, то же самое, что мешает мне ударить Вас сейчас. Я схватил ее, когда она бросилась на меня, как дикий зверь, и толкнул. Я не стерпел ее оскорблений, когда она раздавала мне пощечины. Падая, она ударилась о стол.
– Значит, вон оно как было!
– Да, именно так. Не думайте, что я пытаюсь оправдаться перед Вами. Моей грубости нет оправданий, да я и не пытаюсь их найти. Я словно обезумел, когда толкнул ее. Я – такой, как она заслужила: варвар, грубый и жестокий дикарь!
– Довольно говорить всякий вздор! – охладил Деметрио священник. – Что плохого могло Вам сделать это создание?
– Вы ее не знаете!..
– Чтобы понять Вашу жену, мне было вполне достаточно поговорить с ней несколько минут. Она исполнена достоинства, честна и благородна.
– Она – дама из высшего общества, преподобный. Вы за несколько
– Преступление? – священник недоуменно посмотрел на Сан Тельмо. – О каком преступлении Вы говорите?
– Из-за этой прекрасной, восхитительной женщины мой брат загубил свою жизнь. Это из-за нее Рикардо жил, как пр'oклятый, из-за нее умер, как собака!
– Не может быть!.. Не может быть! – отчаянно твердил преподобный Джонсон. – Это невозможно!..
– Это кажется ужасным и невозможным, но это так, именно так!
– Эта женщина погубила Рикардо?
– Да, преподобный, эта аристократка очаровала брата, но держала его на расстоянии. Она поставила перед ним условие – разбогатеть, прежде чем приближаться к ней. Она без всякого сострадания послала его в Мату-Гросу, не принимая во внимание его молодость, неопытность, его чистую, наивную и доверчивую любовь. В конце концов, она все равно отвергла Рикардо, когда он уже добился своего и разбогател, из-за болезней и пьянства став доходягой. Она даже не соизволила написать брату, чтобы дать от ворот поворот. Так как по-вашему, заслуживает эта женщина моего к ней отношения?
– Минутку, минутку, инженер! Откуда Вам это известно?
– К несчастью, нет ни малейшего сомнения!
– Она сама призналась Вам?..
– Нет!.. Конечно же, нет… в таких вещах не сознаются, преподобный.
– Но в таком случае – начал священник, но Деметрио не дал ему договорить.
– Все было так, как я Вам рассказал. Я узнал об этом от одной особы, которая была доверенным лицом Вероники!
– Но кто эта дама?
– Она знала Веронику лучше всех и рассказала ее тайну…
– Вам? – возбужденно перебил Деметрио священник.
– Нет, другому несчастному.
Сан Тельмо начал свой рассказ. Печальная история горячо и страстно лилась с губ Деметрио: сейчас он ничего не скрывал. Он не хотел таить ни свои сомнения, ни тревоги, ни печаль, ни трудную душевную борьбу, ни провалившийся фарс, затеянный им, ни помпезную свадьбу, когда назад уже не было возврата.
– Несчастный Вы человек, – горестно вздохнул священник.
– Вот видите, – с надеждой воскликнул Сан Тельмо, – теперь Вы сочувствуете мне, жалеете меня!
– Но не считаю, что от этого Ваша вина стала меньше, – осуждающе покачал головой Джонсон. – Я не оправдываю Вас, потому что Ваше преступление остается преступлением, независимо от того, что Вы совершаете – правосудие, или месть.
– Я не раскаиваюсь в содеянном! – запальчиво крикнул Деметрио.
– Не говорите так, – мягко попросил пастор. – Я отлично знаю, что раскаиваетесь. Я вижу, как Вы мучаетесь. Сейчас Ваши страдания сильнее, чем пять месяцев назад… Вкус мести оказался для Вас слишком горьким, Деметрио!..