Лучшая зарубежная научная фантастика: Сумерки богов
Шрифт:
Меня проводили в комнату, где я отдыхал в течение нескольких часов. Мой багаж забрали. Сон никак не шел. Было слишком жарко для того, чтобы хотя бы пытаться уснуть. Мне вернули багаж, контейнер с порошком по–прежнему находился внутри. Задумчиво повертев в руках, я положил его в карман брюк.
Я сообщил своим охранникам, что мне жизненно необходимо пройти в уборную, — действительно, мочевой пузырь был полон и беспокоил меня в данный момент больше, чем совесть. В туалете с одной стороны на стене было прикреплено около двенадцати писсуаров, вдоль другой стены возвышалось полдюжины раковин. Влажные разводы на покрытых темно–синей плиткой стенах свидетельствовал! о недавней уборке, но блестящий пол был не так чист, как мне хотелось. Я сделал то, ради чего пришел сюда, вымыл руки
В туалет вошел охранник, который был мне незнаком, высокий, худощавый человек, за поясом у него поблескивала золотая рукоять пистолета.
— Спаситель хочет видеть вас, — произнес он.
VIII
Если бы он сразу спросил «почему ты здесь?», или «что тебе нужно?», или подобное, не сомневаясь ни единого мгновения, я рассказал бы всю правду. Конечно, у меня были заготовлены ответы на эти вопросы, но, вновь увидев Ника, я почувствовал, как меня охватывает нервная дрожь. Но, естественно, его нисколько не озадачило мое желание вновь увидеться. Он воспринимал это как должное. Бесспорно, я хотел с ним встретиться — а кто бы не хотел? Его лицо озарила широкая насмешливая улыбка, и он шагнул вперед, чтобы обнять меня.
Мы находились в просторной комнате с низкими потолками. Вокруг нас, словно безмолвные изваяния, стояли вооруженные мужчины и женщины: некоторые белые, как я, цвет кожи других был золотистого оттенка, как выдержанный херес, были и очень смуглые, словное эбеновое дерево. В углу светился большой экран, но звук был выключен. Сквозь забранное решетками окно я видел просторы выжженных солнцем полей, а где–то далеко на горизонте — едва различимую в мареве границу садов.
— Спаситель? — спросил я хриплым от волнения голосом.
— Ты можешь поверить в это? — Он закатил глаза, будто хотел рассмотреть что–то на потолке, — если бы он только знал, что по такой же траектории и солдаты компании должны спикировать вниз. — Я всеми силами старался избежать этого, черт побери!
— Уверен, так и есть, — ответил я. И, крепко сжав в кармане контейнер с порошком, чтобы унять нервную дрожь, быстро добавил: — Ты знаешь, я начал принимать стимуляторы.
Ник невесело взглянул на меня.
— Боюсь, тебе придется выйти на улицу, если соберешься нюхать это.
На мгновение мне показалось, что вот сейчас он настоящий, искренний, и мое сердце учащенно забилось, руки дрожали, лоб вспотел. Когда же Ник засмеялся и жестом пригласил меня присесть на низкий диван, я почувствовал облегчение, такое же острое, как внезапный приступ страха. Присел и попытался, сосредоточившись на предстоящем непростом разговоре, унять дрожь в ногах.
— Знаешь, что я ненавижу больше всего? — спросил он, как бы возвращаясь к прерванному недавно разговору. — Само понятие «крайняя враждебность в отношении человеческого тела». Возьмем, например, упитанного мужчину или дородную женщину и будем критиковать их за то, что они толстые. Таким образом, ты становишься «врагом человеческого тела». Знаешь, в чем здесь ошибка? Проблема рассматривается не в том ракурсе. В этом чертовом мире, где треть населения владеет всеми запасами еды, а две трети умирают от голода, — в том мире, где твоя дорогая компания зарабатывает миллиарды, создавая и внедряя новые технологии против ожирения, люди слишком глупы, чтобы понять, что они могут стать стройнее совершенно бесплатно — просто начав меньше есть, — в этом мире тучные люди воруют еду у худых, обрекая их на голодную смерть. Это мир, где ожесточенными врагами становятся те, кто критикует толстяков? Видишь, что все перевернулось с ног на голову?
Я достал контейнер и вдохнул немного порошка. Микроскопические гранулы, включившись в процесс метаболизма, стремительно ворвались во все системы моего организма. Подобно тому как огонь используют для тушения вырывающихся из нефтяной скважины языков пламени, дополнительная стимуляция оказала успокаивающее действие.
В воздух взметнулось белое облачко. Я закашлялся, театрально взмахнуЕ рукой, будто пытаясь разогнать его.
— Итак, тебе ничего не мешает уйти?
— Но я не властен над этим, — воскликнул он. — Черт, как приятно снова тебя видеть! Я не стремился к тому, чтобы управлять, — но как никто другой был заинтересован в этом. Движется буря, и она закружит все человечество, словно осенние листья.
— Кое–что из этого принадлежало компании, — решился я. — С юридической точки зрения, ты не имел права обнародовать информацию по некоторым протоколам, касающимся АДФ [95] и АТФ [96] , поскольку к тебе они не имели отношения, не так ли?
— Весь материал, касающийся волос, был моим, — ответил он.
— Только хочу сказать, что…
— Конечно, но волосы…
На мгновение я задумался о вооруженном отряде солдат, стремительно приближающихся к нам сверху, об их массивных ботинках, подошвы которых с каждой минутой все ближе и ближе к нашим головам.
95
Аденозинодифосфат (АДФ) — нуклеотид, состоящий из аденина, рибозы и двух остатков фосфорной кислоты. АДФ участвует в энергетическом обмене во всех живых организмах.
96
Аденозинтрифосфат (АТФ) — играет исключительно важную роль в обмене энергии и веществ в организмах, в первую очередь соединение известно как универсальный источник энергии для всех биохимических процессов, протекающих в живых системах.
— То, что касается фотогальванических моментов теории, взаимодействия лизина и образования проводящих каналов внутри каждого отдельно взятого волоса, — твое. Но, имея все это, невозможно создать высокотехнологичную продукцию без участия АТФ.
Он пожал плечами.
— Ты рассуждаешь как юрист. Я хочу сказать, что ты рассматриваешь науку с точки зрения закона. Но это далеко не так. Ты не допускаешь, что есть моральное побуждение к действию, когда знаешь, что голод убивает население южноафриканских республик, невероятное количество людей умирает каждую неделю? — Вдруг его лицо просветлело. — Черт, несмотря ни на что, как приятно снова тебя видеть! Если бы я не обнародовал разработки компании, они бы выжали из этого все до последнего евро, а миллионы людей погибли бы. — Но чувствовалось, что в глубине души он уже не придает должного значения этой словесной перепалке. — Подожди, пока не покажу тебе все, — произнес он голосом, полным мальчишеского восторга, описав в воздухе правой рукой полукруг.
Где–то невдалеке раздался вой сирены. Приглушенный расстоянием, он напоминал кошачье мяуканье. Ник не обратил на это ни малейшего внимания, но несколько охранников вскинули головы, а один вышел посмотреть, что происходит.
Я почувствовал, как тревога и волнение захлестнули меня. Уверен, что предательство не относится к числу моих врожденных привычек. Оно причиняет столько неудобств. Мне было невыносимо находиться здесь. Капли пота, стекая со лба, застилали мне глаза.
— Прежние ритмы жизни меняются, — сказал Ник. — Сейчас все по–другому.
Я испытывал неудержимое желание заорать. Из последних сил, стиснув зубы, подавил этот порыв.
— Бесспорно, власть боится, — продолжал он. — Конечно, она мечтает остановить нас. Не дать нам освободить людей от нависшей угрозы голода. На протяжении долгих лет власть держала людей в постоянном страхе умереть от голода, тем самым порабощая их, добиваясь от них беспрекословного подчинения.
— Позволь сказать, — хриплым голосом произнес я, — насколько сильно мне нравились твои лекции на политические темы на втором курсе.