Лучшее, чего у меня нет
Шрифт:
– Вот за это я тебя люблю, брат. Ты на моей волне, Ток. Мы на одной волне.
Тот портрет долго висел в комнате Зазы сначала в Тбилиси, а потом перекочевал в дом его отца, в Имерети.
Понедельник, 19 ноября, 2018
Уход Мзекалы. Гурия. Акакий.
“Единожды – все равно, что никогда”.
Милан Кундера “Невыносимая легкость бытия”
Невероятно, Заза умер, когда я был влюблен в Мзекалу, мою Мзе. Единственную девушку, которой удалось
Дело не в том, что я был каким-то ярым бабником и менял девушек, как носки. Нет, я просто не мог найти ту, с которой я мог посидеть в тишине. Все они говорили без умолку – о шмотках, бутиках, сериалах, шугаринге, сплетнях, мужчинах, подругах и скидках. А Мзекала в первый же день нашего знакомства дала понять, что с ней как интересно говорить, так и не скучно молчать.
Я даже полностью не испытал боли от потери друга, потому что душа была полностью погружена в эту Женщину Солнца1. Конечно, когда мне сообщили о смерти Зазы, я был, мягко сказать, разбит, а честно – размазан по плоскости своей тупости, если можно так выразиться. Я, наверное, три дня был в полном ауте, какой-то прострации. Не пил, ни ел, валялся дома, тупо уставившись в потолок, курил в темноте и думал о своей никчемности, как друга, как брата, как близкого.
Я не мог поверить в то, что я мог так оплошать. Именно Мзекала тогда вытащила меня из этого болота моего же дурацкого промаха. Увезла в Европу, где мы с ней пробыли пару недель. А потом морской круиз. Когда мы вернулись в Грузию, помню, мы летали на параплане, прыгали на батуте, в общем делали все то, что не делали раньше, искали пограничных ощущений что-ли. В конце-концов, Мзекала была первой девушкой, с которой я съехался. А я на такое иду не часто.
Три года отношений, и вдруг бум! Мзекала рассталась со мной неделю назад. Я думал, что это шутка, думал, что задохнусь от боли или удушья. Как будто мне устроили минигазовую камеру. Я все дни пропадал в спортзале, бегал на дорожке, как оголтелый, ходил на ночные сеансы в кинотеатр, читал до утра, напивался в стельку. Лишь бы не было ни минуты покоя, ни секунды мысли о девушке, которая чуть не стала моей женой. А Заза даже после своей смерти появлялся в моей жизни в самый подходящий момент, именно тогда, когда мне жутко одиноко и когда я остро нуждаюсь в дружеской поддержке.
Я вынес большой пакет с пустыми бутылками в мусорный контейнер во дворе и закурил. В кармане спортивок нащупал мобильный телефон и набрал номер напарника:
– Зура, ты сможешь заменить меня на недельку? Завалов вроде нет. Да и дедлайн нашего проекта пока не горит.
– Конечно, брат! А что случилось? Ты здоров?
– Да, да! Все окей! Просто дело одно появилось.
– Конечно, конечно! Накашидзе, но ты случайно не задумал ничего стремного? Слышь, твоя Мзекала того не стоит, поверь! Пора начать ее забывать.
Но начать забывать Мзекалу было очень непросто. Я, если честно, не понимал, как можно любить женщину, представлять ее спутницей своей жизни, а потом вдруг, упс, и все превращается в обман. Ты просыпаешься, как после кошмара, и понимаешь, вернее, насильно вдалбливаешь себе в мозг, что отныне, теперь ее любить не надо, нельзя, просто не стоит. Типа не твоя судьба. Более того: тебе надо постараться не вспоминать о ней, о ее волосах, коже, смехе, не замечать ее отсутствия. И жить дальше.
Я задумался – как забывают мужчин женщины?
Они практически демонстративно страдают, ревут перед зеркалами и смартфонами, скачивают слюнявые мелодрамы, часами висят на телефоне в разговорах с подругами, много едят и пьют, становятся невыносимыми, жалкими и бесполезными. В сердцах женщин в отсутствии мужчины остается пустота. Зияющая, жуткая и пугающая. При этом она становится равносильна бессмысленности их существования. Некоторым из женщин удается ее заполнить – иногда другим мужчиной, иногда другим делом, успехом, автомобилем, квартирой, ребенком. А иногда не удается. И тогда это выглядит, как в большой комнате на встрече анонимных алкоголиков, когда один из зависимых не выдерживает и уходит с собрания бухать, а его стул остается пуст. Этот пустой стул протирают, с него сдувают пыль, его никто не занимает. Потому что каждая история бесценна, и ушедшему стало бы грустно, если бы его тут же заменили другим алкоголиком.
А как забывают женщин мужчины?
Они не забывают. Вернее, они яснее женщин понимают, что раз в жизни возникла несправедливая надобность расстаться, значит так тому и быть. Ты, разумеется, можешь побиться за свою женщину, заказать ей сотню роз, обнулив свой месячный заработок, или заказать громкий фейерверк в небе перед офисом, где она работает. Но что ты получишь взамен? Пьяный звонок с корпоратива, запоздалое прости или еще хуже – тухлое «давай попробуем сначала»? «Сначала» звучит так вяло и оскорбительно, будто ты не способен на это с первого раза. Нет, раз она уже однажды решила от тебя уйти, значит это, очевидно, не твоя женщина. И тогда ты немного или много выпьешь, или побьешь грушу, попропадаешь с друзьями, или теми, кто назовется твоим другом в столь гребанный час, перевстречаешься со всей женской половиной из своей телефонной книги. Но пустота не заполнится, никем и никогда. Это просто нереально, немыслимо. А если так произошло, то женщина была не твоя. И, значит, твоя – либо в прошлом, либо в будущем. Ищи-свищи!
Но и это все ерунда. Потому что забывать человека – это значит вгонять в депрессию свой организм, зависящий от другого организма. Если ты ловкий парень, опытный доктор или просто смекалистый человек, то вперед: режь по мясу! А если нет, то вам туда, в стороночку для слабонервных, нюни разводящих, слабых мужчин или женщин.
Разобраться бы, кто из них я и кто для меня Мзекала?
Я ехал в поезде по направлению к Натанеби и думал о нашем с Мзекалой последнем разговоре. Мзекала начала его очень странно. Она вообще все начинала странно – разговоры, отношения, ужины. В тот вечер она пришла с работы, не сняв с себя верхней одежды, села на диван в грязной обуви, что на нее было совсем не похоже. Даже не сняла с плеча ремень любимого кожаного рюкзака. Рыжие волосы сбились под зеленой шапкой и торчали в разные стороны.
– Нам надо поговорить, – коротко выдавила она.
Я взглянул на нее, прищурившись, и выпустил сигаретный дым из легких. Тут же суматошно попытался припомнить, что сомнительного могло произойти за последние несколько дней. Мзекала сняла шапку, и пахнущая улицей с нотками ее парфюма огненная копна рассыпалась по плечам.
– Звучит, как фраза из глупой мелодрамы, – попытался пошутить я. Но червь сомнения упорно загрыз меня изнутри.
Мзекала сняла с плеча рюкзак. Я замолчал и потушил сигарету в стеклянной пепельнице на подоконнике. Тяжелая, любимая отцовская пепельница, которой можно разбить окно, телевизор, мамину картину с водопадом на стене, чью-то голову. Тут из открытого окна послышался громкий звук сирены: дети в очередной раз задели мячом стоящий под окном джип соседа Отара.
– Торнике, я не буду скрывать. Знаю, будет больно. Но лучше так.
Тут Мзекала замолчала и внимательно посмотрела на свою ладонь, как будто отыскивала в ее хрупких линиях какой-то важный знак, подсказку или глоток смелости для продолжения разговора. У нее были маленькие красивые руки, которые столько раз успокаивающе поглаживали мою щетину перед сном.
– Мне предложили практику в Польше, в Кракове. Сроком на десять месяцев. Может, год. И я согласилась. Краков чудесный город. Кстати, ты знал, что там проходили съемки “Списка Шиндлера”?