Лучшее, чего у меня нет
Шрифт:
Через три года Заза с мамой и сестрой Русудан эмигрировали в Торонто. Для меня отъезд Зазы был очень неожиданным. В семнадцать лет я остался без лучшего друга. Хотя Заза часто присылал мне электронные письма, рассказывал о жизни в Канаде, о своих новых друзьях по плавательной секции, о том, что планирует поступать на режиссуру.
Но через год, когда Зазе с Русудан исполнилось по 18 лет, их мама умерла. Несчастный случай. Заза с сестрой вернулись в Грузию. За ними стала присматривать родная сестра их матери Натия. Но с тех пор мы с Зазой почему-то
Правда, в конце 2015 года мы неожиданно вновь стали общаться и даже все лето отлично провели вместе. Как-то в конце мая Заза заявился на порог моего дома и сказал, что у него есть для меня прекрасное предложение. Его знакомые открыли в Кобулети ночной бар и попросили Зазу заняться его раскруткой. Я тогда как раз уволился с работы в одной рекламной конторе и взял тайм-аут. Так что мы отправились с Зазой в Кобулети, поселились в уютном местечке на берегу моря и начали думать, как бы заманить в клуб побольше народу. Я занялся разрисовкой стен, разработкой интерьера. И так вошел в раж, что сделал из этого заведения по-настоящему фантастическое место. А Заза взял на себя рекламу в соцсетях и флайеры. Мы разъезжали по всей Аджарии, зазывая народ в наш клуб. А параллельно на полную катушку веселились. Действительно, как писал Заза, это лето было самым запоминающимся в нашей жизни.
Я покинул дом Акакия Сария ранним утром следующего дня. Он заказал мне такси, которое долго сигналило у его дома в половине седьмого. «Эстетический комфорт!» – многозначительно повторил отец Зазы и услужливо открыл мне дверь автомобиля. Я уселся в удобный салон мерседеса и положил рядом гостинцы, которые всучил мне батони Акакий – бутылка черного вина для «хорошего давления», немного лобио и орехов. Несмотря на мои отнекивания, Акакий Сария передал водителю деньги. Прикрывая дверь, он на миг остановился.
– Торнике, сынок, а ты просто так ко мне зашел? Или, может, Заза что передавал мне?
Я посмотрел в его опять по-утреннему тускло-голубые глаза и сказал правду:
– Он передал вам привет!
Вторник, 21 июля, 2015 год
Маяк. Выстрел за выстрел. Выбор
“Когда у тебя не остается выбора – будь отважным”.
Еврейская пословица
Мы с Зазой стояли у маяка, в Батуми. Он появился здесь во второй половине XIX века, во время османского правления. Смотритель маяка рассказывал, что изначально он был деревянный, и к его строительству приложили руки парижские мастера. В начале XX столетия маяк обзавелся мощным освещением.
– И, знаете, что самое интересное? – смотритель заговорчески округлил глаза. – Раньше свет маяка был белый, а сейчас он светит, как лепестками роз.
И правда, свет маяка бросал мягкий красный свет. Мы внимательно слушали смотрителя. Тот курил настоящую трубку и много кашлял.
– Вы мне нравитесь, ребята! – сощурился мужчина. – Поэтому я расскажу главную тайну этого маяка. Готовы? – мужчина немного наклонился к нам. От него пахнуло крепким табаком.
Мы в знак согласия развели руками.
– Это тайна первого смотрителя маяка. Его звали Михаил Ставракис. История гласит, что он был виновником смерти одного лейтенанта Петра Шмидта. А вот, что произошло на самом деле. Ставракис и Шмидт были ровесниками и кадетами морского корпуса. Вроде дружили. Вскоре оба стали мичманами. Но потом, будто черная кошка пробежала между ними.
Смотритель резко замолчал. Казалось, он закончил свой рассказал или просто передумал открывать завесу тайны своего предшественника.
– Жизнь, хитрая штука, столкнула их только, когда расстреливали очаковцев в начале XX столетия. Именно там Ставракис расстрелял Шмидта. Это произошло на острове Березань, в Черном море.
– За что? – спросил Заза тихо.
Мужчина выдохнул дым.
– Ставракис к тому времени уже был капитаном в отставке, а Шмидт – революционером.
– И что потом? – теперь заинтересовался я.
– Что потом? Потом Ставракис стал смотрителем этого маяка. И ни боялся ни за свой поступок, ни за свою фамилию, тогда ведь во всю бушевали большевики. Наоборот, он даже в местных газетах под своим именем публиковался, что-то там писал… Но судьба – она не дура. В конце жизни Ставракис все-таки оказался в тюрьме.
– Сколько дали? – не унимался Заза.
– Смеешься? Расстрел! А ведь был он мужиком незаурядным, сильным, харизматичным.
Тут он вновь замолчал. Вечерело. Мы долго упрашивали подняться на маяк. Смотритель немного ломался, но потом пустил, за бутылку пива.
Уже поднявшись на маяк и внимательно всмотревшись в мутную даль, Заза спросил меня.
– Думаешь, это правда?
– Что?
– Что тот грек шлепнул того немца?
– Красные следы чертили в море неведомые людям чертежи.
– Мне кажется, у него не было выбора.
– Какого выбора?
– Стрелять или нет. Ему просто приказали это сделать.
– То есть ты на стороне грека? – Заза шмыгнул носом.
– Я ни на чьей стороне. Да и он поплатился за свой поступок сполна. Выстрел за выстрел, смерть за смерть.
Заза задумчиво всмотрелся в море. Его глаза внимательно шерстили горизонт.
– Думаю, он каждый вечер стоял здесь и вспоминал лицо Шмидта. – сказал Заза. – И, знаешь, мне кажется, как все было? Все отказались, все отказались убивать Шмидта, кроме Ставракиса. Он сказал, я сделаю это. Взял револьвер, подошел к немцу вплотную, но когда увидел смелое, почти каменного цвета лицо Шмидта и вспомнил дружбу, молодость, то сник, как увядший цветок. Шмидт ждал выстрела, а Ставракис упал ему в ноги, рыдал и вымаливал у него прощения.