Лучшее за год 2007: Мистика, фэнтези, магический реализм

Ли Танит

Затем я произвел смену вахты и приказал Томпкинсону всплыть через час после рассвета и взять курс на остров Коэтиви в группе Сейшелов. Потом я пошел в каюту и стал изучать карты.

Я хорошо разбирался в ветрах и океанских течениях. Мне не составляло большого труда проследить путь Дубровского и определить исходный остров. А зная остров, я мог прикинуть, где «Горх Фок» сбросил свой человеческий груз.

Немецкие разработчики расовых стратегий не зря ели свой хлеб. Они наверняка исследовали океанскую глубину и активность акул и организовали

сбросы в ночное время, когда волны и ветер играли им на руку. Корабль мог стоять в Адене, пока не пройдет шторм, так чтобы система утилизации работала идеально. Нацисты действовали методично, возвращаясь каждый раз на то же самое место с сотнями тысяч приговоренных раньше того времени, когда море могло бы представить мертвецов нарождающемуся дню. Пускай это решение останется на их совести.

Раздался стук в дверь. По бледному лицу Бруссара я понял, что он тоже пил. Мы пытались сделать так, чтобы история Дубровского не дошла до команды, но лодка — это как маленький городок, так что слух разнесся мгновенно. Моряки были в разной степени подавлены, испуганы или тихо озлоблены. Одно дело на войне, но чтобы так!..

— Я знаю, — сказал Бруссар, протягивая мне фляжку. Я сделал отрицательный жест. — С немцев станется придумать такую чудовищную штуку! Акулы. О господи!

Бруссар ходил в этих водах гораздо дольше, чем я.

— Это возможно, Андре? Могли ли акулы убить столько народу? Мог ли еще кто-то выжить?

— Не знаю, Грегори, но этих евреев ведь привезли из Польши, Словакии, балтийских государств, с Украины; сельские рабочие и горожане. Могу поклясться, что из них не многие умели плавать, а умевших утопили те, кто рядом бился в панике. Тут и акул не надо, разве что следы замести.

С нацистов станется. Моя мать была немкой во втором поколении, ее семья происходила с восточного берега Рейна. В Америке жило множество немцев; они все пришли бы в дикую ярость, если бы узнали об этом. Думаю, что и немцы из Германии тоже не простили бы такое.

— Андре, по-вашему, как велики масштабы?

Боже ты мой, понятия не имею. Дубровский видел три одинаковых корабля. Они строят их специально для этой цели. Сколько уже? Дюжины? Сотня, тысяча, как ваших «Либерти»? Уходят из всех портов Европы, набитые евреями, едущими на свою новую родину, потом возвращаются пустые, чтобы забрать еще, пока акулы там кормятся. А когда евреев всех перевозят? Дальше, наверное, негры и арабы. Славяне, поляки, балканцы, балтийцы, а потом, наконец, французы и испанцы, пока весь германский мир не будет заселен одними арийцами. Скажите мне, мсье капитан, мыслимо ли это?

Я промолчал. После довольно долгой паузы я пихнул ему карту:

— Думаю, нам стоит выяснить.

Мы тихо стояли на поверхности и ждали; движущиеся гряды тумана окутывали нас одна за другой. Наверху находился полный набор впередсмотрящих и артиллеристов, остальные притаились в люках, прислушиваясь, готовые уловить ситуацию и действовать. Американская

потребность добиться справедливости активным путем. Эти люди не устали от войны. Они были натренированы, заряжены и опасны, и я ими командовал.

Я помнил про устав, про устное поручение нарушить письменные приказы. Однако вопрос в том, насколько нарушить? Чуть меньше или чуть больше, и ты попадал в старую армейскую ловушку: расследование, трибунал и приговор.

Я стоял на мостике с Бруссаром, Грайнером и Хершелем Дубровским. В тумане попытки впередсмотрящих разглядеть что-либо в бинокль не имели смысла, но над нами мерно вращалась антенна радара, зондируя темноту.

— Вы знаете: что бы ни случилось, мы не сможем этого предотвратить, — сказал Бруссар.

— Знаю.

— Мы здесь только для наблюдения.

— Да.

— Евреев на море, — пробормотал Грайнер.

Я обернулся к нему.

— Что?

Он прищурился, глядя на меня; в его глазах горел огонек.

— Кого-то на суше, евреев на море, — проговорил он тихо, а мы лапки сложим и глазки закроем.

— Хватит, Грайнер.

— Есть, сэр.

Зазвонило переговорное устройство. Это был Томпкинсон:

— Капитан, замечен крупный объект, курсовой угол шестьдесят, правый борт, дистанция восемь тысяч ярдов.

— Идем на перехват. Скорость восемь узлов.

Грайнер кивал, его голова ходила вверх-вниз резкими движениями, а губы беззвучно шевелились. Я схватил его за руку и подтолкнул в сторону люка.

Мы приблизились к цели на перископной глубине. Они шли с сигнальными огнями, обозначающими торговое судно, но вскоре прояснившийся квадратный силуэт выдал истинное назначение корабля. Когда они совсем приблизились, мы нырнули в гряду тумана.

— По местам стоять, — негромко скомандовал я. — К всплытию.

Теперь, когда над водой находилась только верхняя половина боевой рубки, немецкий радар едва ли мог нас засечь; в любом случае, их сейчас занимало другое. Корабль двигался к нам. Сначала запах чувствовался слабо, но вскоре сырой туман донес его до нас. Я посмотрел на Дубровского, который дотронулся до носа и кивнул. В тот же момент я увидел большой акулий плавник, промелькнувший в мглистом воздухе мимо лодки. Я нажал кнопку внутренней связи:

— Вы готовы, Томпкинсон?

— Так точно, сэр.

Немецкий корабль замедлил ход до нескольких узлов. До него оставалось не больше тысячи ярдов. Все ждали: и я, и Дубровский, и впередсмотрящие. Внизу у основания лестницы стоял Бруссар и смотрел на меня через открытый люк. Я снова взглянул на Дубровского. Его глаза были закрыты, губы двигались, а голова качалась, как у Грайнера. Он молился.

Мы все услышали и на расстоянии. Сперва скрежещущие механические звуки движущихся стен, затем крики людей, которых предали, всплески и наконец жуткий вой из воды. Впередсмотрящие матерились, Дубровский закрыл глаза и уши, а я смотрел в бинокль прямо на корабль.