Лучшие годы жизни
Шрифт:
Я согласился довезти его только до того места, где проходил симпозиум, а там с огромным облегчением сдал его на руки руководителю российской делегации. Спиридонову я, сделав печальное лицо, сообщил, что в ближайшие несколько дней меня в Барселоне не будет, так что я, к моему глубочайшему прискорбию, не сумею исполнить роль гида. На том мы расстались.
Вечером мне позвонила Моника.
– Юра, ты слышал про Маррона?
– Нет. Что-нибудь случилось?
– Сегодня на выступлении его убил бык. Мне только что рассказал об этом подруга, она видела телевизионный репортаж. Журналисты утверждают, что Мигель намеренно подставил себя быку. Почему? Что с ним произошло?
Я знал, что более полугода назад с Марроном начал работать один из наших агентов, представившийся тореадору как сотрудник Интерпола. Мигель, испуганный перспективой оказаться в тюрьме, сразу пошёл на сотрудничество и сообщил имена некоторых людей, с которыми встречался на шикарных оргиях и которые занимали посты в правительствах европейских стран. Но с первого же дня он впал в уныние, мысль о том, что никакое сотрудничество со спецслужбами не спасёт его, приводила Мигеля в отчаянье. Отважный на арене, где каждую минуту кривой бычий рог мог нанести ему смертельный удар, Маррон оказался беспомощным перед угрозой попасть за решётку. Этот страх был такой же бесконтрольный, как страсть тореро к маленьким девочкам. С каждым днём Маррон чувствовал себя хуже и хуже, весь его облик говорил о том, что в нём не осталось и следа от былой самоуверенности и силы. Должно быть, картины ужасного будущего настолько давили его, что он решил свести счёты с жизнью. Но сделал это не с помощью петли или таблеток, а красиво, как и подобало великому матадору. Он вышел на арену и подставил себя быку, навсегда вписав своё имя в список героев и сохранив его от несмываемого позора.
– Что ж, – сказал я в трубку, – такова судьба этих отважных парней.
– Ужасно, – упавшим голосом отозвалась Моника. – Вот и ещё один мой друг погиб на арене. Ужасно, что я никогда не узнаю, почему он покончил собой, если это и впрямь было самоубийство. Никто не узнает…
***
В Москве я появился в начале марта. После Испании мне стало сразу неуютно в тёмном сером московском воздухе, кишащем мокрым снегом. Солнечная погода всё-таки развращает.
Таня встречала меня у выхода из «зелёного коридора».
– Здравствуй! – она нежно приложилась губами к моей щеке, и я ощутил, что вот-вот растаю от охватившей меня теплоты.
– Здравствуй, дорогая.
– У меня хорошие новости, – она придала своему лицу деловое выражение.
– Рассказывай.
– Ты сначала скажи, надолго ли прилетел? – спросила она.
– Дали отпуск. В нашем распоряжении целый месяц. Потом, может, ещё на месячишко зависну здесь.
– Соскучился по Москве?
– По тебе.
– Неужели? Почему же звонил редко?
– Танюша, побойся Бога! Каждую неделю названивал обязательно.
– Не каждую. Случалось, забывал.
– Но ведь дела! Ты что? Неужели сцену устраиваешь?
– Ещё чего! Много вы о себе возомнили, господин Полётов!
Она улыбнулась и припала к моим губам.
Не найти в мире женщины прекраснее…
По дороге мы болтали всякую чепуху, избегая затрагивать серьёзные темы. Впрочем, таких тем и не было. Может, в глубине души что-то и беспокоило нас, но мы отворачивались от этого беспокойства, предпочитая наслаждаться тем хорошим, чем нас одарила судьба. Мы сидели рядом, видели друг друга, и нам не требовалось ничего больше. Пару раз я спросил Таню, о каких хороших новостях она упомянула, но она лишь сказала:
– Позже, не сейчас. Всему своё время.
Дома мы неторопливо поужинали.
– Ты устал? Хочешь заняться любовью?
– А ты изменилась, – хмыкнул я, разглядывая
– В какую сторону? Надеюсь, в лучшую?
– Не знаю, – я пожал плечами. – Что-то в тебе появилось такое…
– Какое? Говори же, не мнись. Что во мне появилось? Цинизм?
– Может…
– Ты ведь и сам циник.
– Ни в коем случае! Я романтик до мозга костей!
– Это в прошлом, милый, в прошлом. Ладно, не будем сейчас об этом…
Она сидела напротив меня. Я накрыл ладонью её руку.
– Малыш, я тебя люблю. Мне очень нехватает тебя
– Врёшь и не краснеешь.
– Не вру, – я потянулся вперёд и привлёк её к себе. – Пошли в кровать…
Как всегда, её тело околдовывало меня неодолимой возбуждающей силой. Целуя её, я невольно поймал себя на мысли, что мне чертовски приятно ласкать её губы и что это напоминало мне юношеские и подростковые годы, когда самое лёгкое касание девушки приводило в глубочайший трепет. Будь мы постоянно рядом, я бы не испытывал ничего подобного. Самое распрекрасное женское тело становится таким же обычным, как ежедневный вид из кухонного окна. Я знал это по моим отношениям с Моникой. Она была очаровательна, но магия её тела заметно ослабла. Её прикосновения давно уже не приводили меня в состояние нетерпения, поцелуи не будоражили. Моника стала легкодоступной любовницей, привычной, повседневной. Она доставляла физическое удовольствие, но я не мечтал о ней, хотя испытывал по отношению к ней чувство очень близкое к любви. Пожалуй, даже любил, но не так, как Татьяну. С Таней меня связывала не только любовь. В этой женщине я видел спутника жизни, несмотря на разделявшее нас расстояние и редкие встречи. Я мог довериться ей во всём. А Моника была просто моей женщиной. Да, я любил её, но в чувстве этом таился какой-то изъян, и дело было не в моей работе. Просто я знал, что рано или поздно покину Испанию и навсегда расстанусь с моей чудесной черноволосой подругой. Я был готов к этому, настроен на это. Но я не был готов к тому, чтобы однажды потерять Таню…
Я повернулся на бок и провёл ладонью по обнажённой женской спине. Как же мне нравилась эта спина! Как притягательны были формы, мягкой волной перетекавшие с поясницы на круглые ягодицы.
Лёжа на животе, Таня смотрела на меня из-под паутины золотистых волос, рассыпавшихся по её лицу. Мягкий жёлтый свет, лившийся из коридора в спальню, жидко мерцал в чёрном зрачке её глаза.
– Ну вот, Юрка, теперь слушай новости, – проговорила она, не отрывая головы от подушки. – Через две недели состоится презентация твоих книг.
– Каких книг? О чём ты? Разве кто-то уже взял их? Я думал, что только разговоры…
– Это сюрприз, милый.
– Ничего себе сюрприз!
– Тебе не нравится? – Она продолжала лежать, не меняя позы. Её красивые губы снова лениво шевельнулись: – Разве ты не мечтал об этом?
– Подожди, Танюха, подожди немного. О чём ты всё-таки говоришь? – Меня охватила нервная дрожь. Я сел на кровати, скрестив ноги и в недоумении оглядел комнату, будто в её затопленных мутной тенью углах могло крыться какое-то объяснение. – Презентация? Это так неожиданно! Книги? Значит, несколько?
– Для начала три. «Ведьма», «Пустырь», «Хрупкое утро», – Таня подняла голову. На её губах появилась победная улыбка.
– Вот это номер! – я развёл руками, не в силах подобрать слова восторга и удивления. – И уже есть книги?
– Я видела сигнальный экземпляр, – Таня подползла ко мне и потёрлась щекой о моё колено. – У меня на руках есть также договор на «Бараний поток», несмотря на то, что ты ещё не закончил роман. Мы договорились, что они возьмут его, как только ты завершишь книгу.