Лучшие мысли и изречения древних в одном томе
Шрифт:
«Письма к Луцилию», 98, 1
Кто страдает раньше, чем нужно, тот страдает больше, чем нужно.
«Письма к Луцилию», 98, 8
[Мудрец] считает одинаково постыдным бежать и от смерти, и от жизни.
«Письма к Луцилию», 98, 16
Мы ищем причин для страданья и хотим сетовать на судьбу даже неоправданно, когда она не дает
«Письма к Луцилию», 99, 3
Расстоянье между первым и последним днем [жизни] изменчиво и неведомо; если мерить его тяготами пути, оно велико даже у ребенка, если скоростью – коротко даже у старца.
«Письма к Луцилию», 99, 9
Люди стонут более внятно, когда их слышат.
«Письма к Луцилию», 99, 16
Человеку ничего не обещано наверняка, и фортуна не должна непременно довести его до старости, но вправе отпустить, где ей угодно.
«Письма к Луцилию», 99, 22
Пусть ‹…› память [об умерших] будет долгой, а скорбь – короткой.
«Письма к Луцилию», 99, 24
Более велик тот, кто отнимает у нас саму способность оценивать, чем тот, кто заслуживает высочайшей оценки.
«Письма к Луцилию», 100, 4
Не будем ничего откладывать, чтобы всякий день быть в расчете с жизнью.
«Письма к Луцилию», 101, 7
Природа обыскивает нас при выходе, как при входе. Нельзя вынести больше, чем принес.
«Письма к Луцилию», 102, 25
Человек человеку грозит ежедневно.
«Письма к Луцилию», 103, 1
Зверей заставляет нападать или голод, или страх, а человеку погубить человека приятно.
«Письма к Луцилию», 103, 2
Разве не самое отрадное – когда жена так тебя любит, что ты сам начинаешь любить себя больше?
«Письма к Луцилию», 104, 5
Привыкшая к слепому страху душа не способна заботиться о собственном спасенье: она не избегает, а убегает, а опасности легче ударить нас сзади.
«Письма к Луцилию», 104, 10
Многое, что ночью представляется ужасным, день делает смехотворным.
«Письма к Луцилию», 104, 24
К ним [власть имущим] нужно приближаться,
«Письма к Луцилию», 105, 5
У всякого есть человек, которому доверяют столько же, сколько ему самому доверено. Пусть даже первый ‹…› довольствуется одним слушателем, – их получится целый город.
«Письма к Луцилию», 105, 6
Кто ждет наказанья, тот наказан, а кто заслужил его, тот ждет непременно.
«Письма к Луцилию», 105, 7
Дела за нами не гонятся – люди сами держатся за них и считают занятость признаком счастья.
«Письма к Луцилию», 106, 1
В чтении, как и во всем, мы страдаем неумеренностью; и учимся для школы, а не для жизни.
«Письма к Луцилию», 106, 12
Жизнь – вещь грубая. Ты вышел в долгий путь – значит, где-нибудь и поскользнешься, и получишь пинок, и упадешь, и устанешь, и воскликнешь «умереть бы!» – и, стало быть, солжешь.
«Письма к Луцилию», 107, 2
Равенство прав не в том, что все ими воспользуются, а в том, что они всем предоставлены.
«Письма к Луцилию», 107, 6
Ничтожен и лишен благородства тот, кто ‹…› хотел бы лучше исправить богов, чем себя.
«Письма к Луцилию», 107, 12
Целым овладевают по частям.
«Письма к Луцилию», 108, 2
Многие приходят слушать, а не учиться. ‹…› Некоторые приходят даже с письменными дощечками – затем, чтобы удержать не мысли, а слова, и потом произнести их без пользы для слушающих, как сами слушали без пользы для себя.
«Письма к Луцилию», 108, 6
Разве ты не видел, каким криком оглашается театр, едва скажут что-нибудь, с чем все мы согласны ‹…›? «Имеет все, кто хочет, сколько надобно». Слыша это, ‹…› те, кто всегда хочет больше, чем надобно, кричат от восторга и проклинают деньги.
«Письма к Луцилию», 108, 8–9, 12
Лучше всего пахнет тело, которое ничем не пахнет.
«Письма к Луцилию», 108, 16
Мера ‹…› ближе к воздержанию и, может быть, труднее воздержанья: ведь от чего-то легче отказаться совсем, чем сохранять умеренность.