Лучший исторический детектив
Шрифт:
— А ты, мой друг, не думай, что я буду бесконечно давать тебе денег, — сказала Зеленская и зло сощурила глаза. — Думаешь, я не знаю, о чём ты помышляешь?
— Давайте! Давайте, я буду что-то делать, но с чего вы предлагаете начать?! — крикнул Германов, надеясь сменить тему.
Зеленская выдержала минутную паузу, глядя в упор на Германова, потом отвернулась, подкатила кресло к окну и сказала:
— План на самом деле прост как варёное яйцо — Зельда должна ехать в Швейцарию с нами вместе. И мне плевать, хочет она этого или нет. Там на месте разберёмся, что с ней делать, — голос у Зеленской звучал жёстко и чётко. «Ей бы на парадах выступать, — подумал Германов. — Маленькая, щупленькая, а глотка лужёная, как у фельдмаршала». Зеленская продолжала: — Но перед тем как ехать, нам необходим полный список завещанных Фонду денег и имущества, то есть фамилии и имена всех, кто… ну, ты меня понял…
— Понял, чего тут не понять, — ухмыльнулся Германов, промолчав о том, что брать с собой теперь некого.
Зеленская позвонила в колокольчик. Серебряный язычок бился, трепыхаясь как в последний раз. Явилась Марта и бесцветным голосом спросила:
— Чего изволите, пани Роза?
— Принеси нам кофе. И что-то сладкое к нему, — потом резко вскинула руку. — Да! И молоко хорошенько подогреть не забудь. В прошлый раз молочник был остывшим. Но не кипяти!
Зеленская говорила отрывисто и нервно жестикулировала. Германов боязливо косился на неё, думая, что пани Зеленская скоро выживет из ума. Но он был не прав. Пани Зеленская не выживала из ума. Она читала газеты, в том числе европейские, среди которых были и немецкие.
Надо сказать, что дурные предчувствия волновали пани Зеленскую гораздо больше, чем всяческие рассуждения местных умников. Зеленская торопилась выехать из Жолкева не только за деньгами. Она хотела выехать, чтобы где-нибудь вдалеке переждать те неприятности, что ожидали Европу в ближайшее время. Зеленская готова была ехать куда угодно: в Канаду, Австралию или даже в Южную Америку. Она бы уже давно это сделала, но в её положении было глупо уезжать, не имея достаточно средств. Только с деньгами она могла бы быть спокойной за своё будущее и будущее своих детей, которые уже давно упаковали вещи и ждали только, когда мама назовёт дату отъезда.
Младшей дочери она говорила:
— Зося, лучше принять тяжёлые роды в дороге, чем дождаться неприятностей здесь, но разродиться без проблем.
Зеленская была уверена, что Марта уедет с ними, но в этом она ошиблась. Работая у Зеленских, Марта скопила достаточно, чтобы не особо заботиться о будущем. Не так давно она купила небольшой домик под Варшавой и надеялась, наконец, пожить для себя.
Марта внесла в гостиную поднос с кофе и снедью.
— Ставь всё здесь и можешь идти, — махнула рукой Зеленская, указав на обеденный стол. — Мы сами разберёмся.
Германов хмыкнул, но подошёл к столу и принялся разливать кофе по чашкам. Кофейник парил через носик, и приятно щекотал нервы ароматом свежесмолотых зёрен. Молочник оказался очень горячим, сверху застыла молочная пенка, Германов подцепил её ложкой и быстро съел.
— Я всё хорошо вижу, Германов. Что в молочнике можно найти такого, что нужно обязательно лезть туда ложкой?!
— Там была пенка, — сказал Германов. Он злился сам на себя — дал повод Зеленской отчитывать его как мальчишку.
— Теперь, как я понимаю, уже нету? Марта! — Зеленская орала на всю гостиную. — Марта, иди сюда! — Когда экономка вошла, Зеленская не дала ей и рта раскрыть, сразу начав выговаривать: — Я же просила не кипятить молоко. Это так сложно запомнить, что молоко нужно просто подогреть?!
Обычно Зеленская бывала бледна, сейчас лицо её покраснело, глаза выделялись нездоровым блеском, и походили на стеклянные. Германов даже подумал, что её хватит удар. Марта что-то объяснила о том, что не уследила, что молоко она не кипятила, но просто сильно разогрела. Она бы ещё долго объяснялась, но Зеленская отправила её вон.
— Марта, сходи и принеси свежей выпечки. Подавать кофе с сыром и ветчиной не очень хорошо, — Зеленская неожиданно успокоилась.
Она попросту придиралась. Германов это видел и молча пил кофе, который, к слову, был очень даже хорош. Подав чашку кофе и Зеленской, он смог насладиться тишиной. Она тихо цедила кофе и иногда тянула худую руку к блюду за сыром.
— Зельду можно заменить вашей дочерью, если совсем уж заартачится, — сказал вдруг Германов и долил себе кофе. — Кто там проверять станет. Да и на фотографии не разобрать, а Зося сейчас беременна — не будут придираться.
— Это крайний случай, — равнодушно ответила Зеленская, глядя в окно. — А документы?
— Для этого я имею на примете одного человека. Он, думаю, сможет помочь нам в этом вопросе.
— Думаешь, или он таки сможет помочь? — Зеленская обернулась и внимательно посмотрела на Германова.
Германов чуть не поперхнулся ветчиной. Ему всё более казалось непонятным, куда подевалась та пани Зеленская, которая, казалось, в него влюблена. И он ещё помнил те фильдеперсовые чулки, что она надевала явно для него…
— Посмотрим. Не люблю я загадывать на потом, — ответил Германов. Ощущение, что он совершенно не контролирует ситуацию, не покидало его, и всё больше прорисовывалось подозрение, что всё это время с ним играют как кошка с мышкой. Но нельзя сейчас бросить всё и гордо уйти. Кому нужна его гордость?! Зеленская подотрётся ею и найдёт другого исполнителя, и деньги получит кто-то другой, а не он, Германов. И всего-то требуется — ещё немного потерпеть чумную бабёнку.
На следующий день Германов ехал во Львов. Ему необходимо было срочно договориться с Мацеем Зинткевичем, на предмет новой встречи с Полем Мерсье. Существовала некая негласная договорённость, что Зинткевич за умеренную плату устроит встречу с кем нужно. Как он находил этих самых «нужных» людей, оставалось загадкой, но если Мацей брался за дело, то всё устраивал в лучшем виде.
Германов вошёл в аптеку, переливисто звякнул дверной колокольчик и из-за прилавка выглянул Зинткевич.
— Приветствую вас! Чего изволите? — заискивающе спросил Мацей.
— Доброго дня, пан аптекарь. Передо мной кривляться не надо. А у меня к вам дело и я буду вам сильно признателен, — с этими словами Германов похлопал себя по карману.
— Надеюсь, ваша признательность соизмерима с вашим делом? — пропел Зинткевич, перегнувшись через прилавок, и заправил пейсы за уши, словно собирался услышать что-то невероятно важное.