Лука Витиелло - другой перевод.
Шрифт:
— Поэтому, чтобы ты успокоилась и, наконец, замолчала, я дам тебе клятву.
Надежда засияла на ее лице, делая Арию еще более привлекательной. Я даже не знал, почему меня это вообще заботило. Не должно было. Она облизала губы, и я едва не застонал.
— Клятву?
Я взял ее маленькую руку и прижал к тату над сердцем. Ее ладошка была теплой, нежной и пахла слишком хорошо. Я повторил часть слов из тех, что произнес много лет назад в ходе моей инициации.
— Рожденный в крови, поклявшийся на крови, я клянусь, что не попытаюсь украсть твою невинность или навредить тебе каким-либо образом этой ночью.
Если бы Маттео видел
— Я уже пролил кровь для тебя, так что это скрепит клятву. Рожденный в крови. Поклявшийся на крови, — я накрыл ее руку своей, а затем подождал, пока она произнесет слова.
— Рожденная в крови, поклявшаяся на крови, — тихо проговорила она. Ее губ коснулась едва заметная улыбка, и, увидев ее, я не должен был чувствовать себя таким... довольным. Я отпустил Арию и выключил свет. Она больше не плакала. Наконец, ее дыхание стало размеренным. Я же, конечно, был бодр, но не мог покинуть комнату. Если кто-то увидит меня разгуливающим повсюду в то время, как я должен вколачиваться в собственную жену, это добром не кончится. Никто ни о чем не узнает.
Прислушиваясь к дыханию Арии, я гадал, удастся ли мне хоть немного поспать этой ночью. Прежде я никогда не спал, когда в комнате был кто-то еще. Я спал чутко, всегда настороженный, ожидающий, что кто-то воткнет нож мне в спину или в глаз; и речи не могло быть о том, чтобы снизить бдительность, когда вокруг были другие люди. Но Ария была моей женой. И, говоря честно, она не представляла из себя угрозы ни под каким взглядом. Не потому, что она была слабой и ненатренированной — все это не понадобится, если она решит отравить меня — а потому, что она не производила впечатление человека, который способен ранить кого-либо, а уж тем более убить. Это было не в ее природе.
Через какое-то время мои мышцы расслабились. Дыхание Арии было по-прежнему размеренным. Оно было спокойным, мягким, ее сон был глубоким. Никакие ужасы прошлого не преследовали ее во сне. Зная, каким человеком являюсь, я все же надеялся, что ее сон останется таким же невинным и в дальнейшем.
ГЛАВА 7
Что-то нежное щекотало мой долбанный нос. Открыв глаза, я уставился на золотистые волосы. Я обнимал маленькое тело Арии, моя рука была обернута вокруг ее тонкой талии, и она была полностью расслаблена в моих объятиях. Я спал, прижав ее к себе. Я никогда прежде не позволял женщине оставаться в моей постели. Я думал, что понадобятся месяцы, чтобы я смог нормально спать по ночам — теперь, когда мне приходилось делить кров с женой.
Блядь. Ария — моя жена.
И все еще чертовски невинна.
Я приподнялся на предплечье, но она не пошевелилась. Ее светлые ресницы расположились на фарфоровых щеках, а губы слегка приоткрыты. Гребанное совершенство, вот кем она была.
Ее живот приподнимался и отпускался под моей ладонью, пока она спокойно дышала. Я чувствовал ее тепло сквозь то маленькое ничто, что было на ней надето. Я хотел провести рукой между ее ног, хотел почувствовать ее жар там. Хотел погрузить в нее свои пальцы и член. Блядь. Мой член резко восстал.
Я хотел заявить на нее свои
Она — моя.
Моя жена. И именно поэтому я хотел защитить ее, даже от самого себя, и это было самым сложным.
Дыхание Арии изменилось, ее живот напрягся под моим прикосновением, все ее тело буквально сжалось. Она боялась меня и того, что я мог сделать.
— Отлично, ты проснулась, — пробормотал я.
Она напряглась еще сильнее, а затем ее глаза медленно распахнулись. Ухватившись за бедро Арии, я перевернул ее на спину, чтобы лучше рассмотреть ее лицо. Ни грамма косметики, со спутанными волосами, сонная — Ария все равно была привлекательна. Ее глаза скользнули по моей груди, и румянец затопил щеки. Хоть я никогда прежде не спал рядом с женщиной, я провел более чем достаточно часов с ними, но для Арии — это первый раз, когда она была столь близка с мужчиной. Ранним утром солнечный свет окрашивал ее волосы в золотые оттенки. Я коснулся пряди, восхищаясь ее мягкостью. Вся она была мягкой, нежной, маня необходимостью прикоснуться, заявить права.
— Скоро заявятся моя мачеха, тетки и другие замужние женщины семьи, чтобы забрать простыни и отнести их в столовую, где, не сомневаюсь, уже ждут начала этого гребанного спектакля.
Ее румянец стал еще ярче, тень смущения вспыхнула в глазах. Она была воплощением невинности, так отлична от меня и все же находилась в моей власти. Она взглянула на порез на моем предплечье.
Я кивнул.
— Моя кровь даст им все, чего они хотят. Но у всего этого должна быть история, они будут жаждать любой детали. Я уверен, что превосходный лжец, но будешь ли ты способна врать всем в лицо, когда они начнут спрашивать тебя о прошедшей брачной ночи? Никто не должен узнать, что произошло. Это выставит меня слабым.
Слабый. Люди могут многое сказать обо мне. Слабость не в их числе. У меня не было проблем с тем, чтобы выполнять все, что необходимо, не составляло труда причинять боль и сокрушать. Мне следовало без колебаний заявить свои права на Арию, не стоило беспокоиться из-за ее страха и слез. Мне следовало поставить ее на колени и трахнуть сзади, чтобы не видеть страха в ее глазах. Вот, чего люди ожидали от меня.
— Слабый, потому что не захотел насиловать собственную жену? — спросила она, ее голос дрожал.
Мои пальцы напряглись на ее талии. Изнасилование — мы оба знали, что в нашем мире никто бы не посмотрел на это в подобном ключе. Не важно, как бы грубо я трахнул Арию, все бы назвали это моей привилегией, правом.
Мои губы изогнулись в едва заметной улыбке.
— Слабый потому, что не взял то, что должен был. Традиция кровавых простыней у сицилийской мафии — главное доказательство чистоты невесты и беспощадности мужчины. Так, как думаешь, что скажут обо мне, когда ты лежишь в моей кровати полуголая, уязвимая и моя, но все еще нетронутая, как и перед брачной ночью?
Страх засиял в глазах Арии.
— Никто не узнает. Я никому не скажу.
— С чего я должен верить тебе? У меня нет привычки доверять людям, особенно тем, которые ненавидят меня.
Ария коснулась раны на моем предплечье, ее глаза были мягче, чем прежде.
— Я не ненавижу тебя.
У нее были все права на это, потому что я обладал ею, и она никогда не покинет меня, потому что моя. Ария оказалась заточена в дорогую золотую клетку, в безопасности от проявлений жестокости, потому что в этом я поклялся сам себе, но вынужденная жить без любви и нежности.