Лунное золото Революции
Шрифт:
Словно почувствовав его беспокойство, Федосей проорал:
– Через двадцать секунд взлет. Будь готов!
Риск был велик, но выбирать было не из чего. Из ловушки надо было вырываться любой ценой. Из наклонного положения с заваленной кирпичами посадочной платформой, под стволами десятка пулеметов. Только иных вариантов не было. Если б ночь, или хотя бы туман…
Дёготь засмеялся и оттого промахнулся, подарив жизнь французу.
А ведь получится! Ей же ей получится! Ай да Федосей Петрович! Вот голова!
Двадцать
Он успел закрутить только одну верхнюю гайку. Под ногами оглушительно взревело. Зажав уши, Владимир Иванович представил, как оранжево-фиолетовый выхлоп разгоняет подвальную темноту и касается все пребывающей воды. В полсекунды она нагревается, вскипает. Тот процесс, что занимал в жизни обыкновенного чайника десяток минут, тут произошёл почти мгновенно.
Фонтаны пара ударили из-под днища корабля с ревом сотни паровозов, одновременно выпускающих пар из котлов. Земля задрожала, кирпичный свод пошел трещинами, из которых в небо ударили фонтаны кипятка, превращавшегося на морозе в облака плотного белого пара. Превратившаяся в пар вода рванула вверх, увлекая за собой осколки кирпичного свода, в одно мгновение превратив клочок Германии в Исландию или Камчатку.
И в этой мешанине камней и пара, «Иосиф Сталин» рванул с места как скаковая лошадь, как артиллерийский снаряд…
Придавленный ускорением Дёготь хохотал, а оставшимся внизу пулеметчикам оставалось только наудачу расстреливать рвущееся из-под земли облако и прятаться от валившихся с неба камней.
Атмосфера. «Иосиф Сталин».
Январь 1931 года.
Что война с первых мгновений вколачивает в каждого командира, так это арифметику. Простые действия, позволяющие не угадывать, а вычислять верное решение, избегая смерти.
Рассуждение простое – пулемет выпускает 240 пуль в минуту. Это когда он один. А когда их два -480. А вот если их десять, то в одну минуту в воздухе окажется 2400 кусочков свинца, и имя каждому – возможная смерть.
Конечно, этой минуты у французов не было. Резво (но ведь не быстрее же пули?) стартовавший «Иосиф Сталин» присутствовал в пределах досягаемости французских пулеметчиков секунд двадцать. Если арифметика не врала, то за эти секунды в небо ушло 800 пуль, и странным было бы, чтоб все они пропали втуне.
Не пропали.
Кое-что досталось и «Иосифу Сталину».
На глазах распятого перегрузкой Дёгтя внутренняя стена, беззвучно за ревом двигателя, покрылась цепочкой вмятин, а две из них, там, где пули пробили внутреннюю обшивку, тут же засочились струйками пепла.
Элемент везения тут, безусловно, был, как это не странно, сразу для всех.
Везение французов заключался в том, что не все пули ушли «в молоко», а везение космонавтов, в том, что этих «счастливых» пуль оказалось не так уж и много.
Но на этом везение для них кончилось, и начались неприятности.
Французский свинец задел что-то важное и по кораблю понесся выворачивающий наизнанку душу рев аварийной сирены. Это было бы не страшно, если б этим и ограничилось, но корабль мгновенно потерял скорость.
Это ощутилось людьми как столкновение, как удар огромной дубиной, бросивший аппарат к земле.
Дёгтя этот маневр прижал к стене переходного тамбура. Мимо с грохотом прокувыркалась лавина ящиков, врезаясь друг в друга, кроша доски, выбрасывая сквозь выбитый люк наружу содержимое – пулеметы, патроны, винтовки.
Чувствуя, как в ушах бьётся пульс, придавленный железом Дёготь затаив дыхание, ждал, что вот-вот откажет двигатель и навалится тишина, которая через десяток секунд для них превратится в гробовую..
Даже не сообразилось подумать, что самая большая удача для него сейчас состояла в том, что сам не выпал наружу.
Федосей, почувствовав гибельную опасность французских пулеметов, добавил топлива.
Дёготь ударил себя по ушам - двигатель заорал на какой-то запредельной ноте, переходящий в хрип раненного. Из-за разбитых ящиков и горы раскатившегося оружия он видел только кусок неба в иллюминаторе. Мир накренился. Земля стала больше, словно простое стекло стало линзой микроскопа и приблизило развалины под ними.
Едва рев чуть стих он проорал:
– Падаем?
– Не каркай, - отозвался товарищ.
Двигатель «Иосифа Сталина» уже не грохотал, не ревел, а как-то удивительно свистел.
Мощности его едва-едва хватило, чтоб удержать махину космолета в воздухе. Это самое «едва-едва» пилоты чувствовали кожей, нервами. Аппарат исходил крупной дрожью, и та отзывалась зудом в костях, железным лязгом сбившегося в кучу оружия. Казалось, что корабль, уже понимая неизбежность собственной гибели, тратил последние силы, пытаясь спасти экипаж и груз. Федосей слушал этот звук, уже готовый к тому, что тот оборвется и на него обрушится тишина, превращая подобие полета в самое настоящее падение, но страшное так и не наступило. Свистящий грохот все длился и длился.
Поняв, что смерть откладывается, Дёготь расшвырял кровожадное железо и латунь и встал на четвереньки. Раз жизнь продолжалась, то можно было что-то сделать.
Он знал, чем помочь «Иосифу Сталину» и взялся за дело.
Чтоб хоть как-то облегчить аппарат, пришлось прибегнуть к варварским способам первых воздухоплавателей – в распахнутый люк, в пустоту и холод зимнего неба, полетели оставшиеся на борту винтовки и пулеметы Браунинга, патроны в цинках. Такие нужные для Мировой Революции вещи пропадали внизу, словно никому бесполезный хлам. Одно примиряло с действительностью – сам корабль был куда ценнее выброшенного оружия.