Львиная охота
Шрифт:
Человечек в моей голове потянулся и язвительно напомнил, что мы, вольные наблюдатели, мы люди без комплексов. Капля информации, растворенная в чужом бокале, стоит того, чтобы получить содержимое бокала в лицо - так нас учили, - и тогда я шагнул на ступеньки холма и пошел к вершине, спрятав правила хорошего тона в карман. О чем мог говорить врач с хорошенькой пациенткой - в самом здоровом месте самого здорового из городов? В центре, можно сказать, мировых линий?
Врач читал стихи:
...Мое признанье не сочти хвастливым.
Я понял жизни смысл, испив и желчь
Жить, быть счастливым самому - лишь радость,
А счастье - это делать мир счастливым...
Он закончил. Я спросил:
– Ваши?
И он сразу встал. Коренастый старик невысокого роста, с прической не длиннее моей. На нем была рубашка с закатанными рукавами, заправленная в брюки, а брюки были затянуты ремнем так туго, что, казалось, он хочет рассечь себя на две половинки, верхнюю и нижнюю. По-моему, он был единственный в парке, кто носил брюки с ремнем. Обут он был в поношенные босоножки со стоптанными задниками. Главврач, одним словом. Он встал, а девушка в прозрачном шазюбле осталась сидеть, покачивая на пальцах ноги снятую туфельку.
– Здравствуйте, - сказал он очень радушно.
– Подсаживайтесь.
Занятный у него был акцент. Очевидно, местный язык не являлся для него родным, как и для меня. А какой был родным?
– Простите, я случайно услышал, как вы читаете, - виновато сказал я. Не мог не остановиться.
Мы присели на прозрачную ступеньку, упругую и прохладную. Прямо под нашими ногами застыл в стеклянной пустоте, прощально взмахнув оборванным шнуром, торшер в виде арапа, держащего баскетбольный мяч.
– Вот это ваше последнее четверостишие...
– продолжал я.
– Страшно, что умные люди до сих пор так думают. Господи, храни нас от людей, которые не только хотят делать мир счастливым, но и знают, как! Страшнее всего, когда эти люди засучивают рукава.
Старик осмотрел свои оголенные руки и усмехнулся.
– Это, наверное, странно, но я думаю так же, - сказал он, опустив взгляд.
– Плохие стихи, забудем про них. Если стихи понимаются только в социально-утопическом ключе, значит они плохие. Вы спрашивали, кто автор? Я, - закончил он смущенно.
– Почему, стихи мне понравились, - подбодрил я его.
– А как их понимает автор?
– Спасибо вам. Мне кажется, мы с вами вкладываем в слова "мир", "счастье", "радость", что-то разное, - уклончиво ответил он.
– Давайте определимся, - весело предложил я.
– Один мудрый человек написал, что радостей в жизни только три - Процесс, Результат и Признание...
– Фудзияма, - вдруг произнесла девушка, сладко щурясь на солнце. Диалектическая триада. Классика.
– Вы читали? Чудесно. Этот же автор, кстати, то ли дополнил, то ли опроверг сам себя, заявив однажды, что на самом деле в жизни есть две радости: получать и отдавать, причем, одно без другого не имеет смысла. Мы получаем, чтобы отдать, и отдаем, чтобы получить.
– А вы сам что по этому поводу думаете?
– улыбнулся старик.
Я сказал:
– Вообще, если взглянуть шире, ты испытываешь радость, только когда следуешь свойственным именно тебе инстинктам.
– Не совсем так, - сказал он мягко.
– Множество - путь к единому. Цепи Кармы созданы из одного металла, сети Майи сплетены из одной нити, а океан Сансары исполнен одной влаги. Если есть жизнь, в ней есть всё, в том числе счастье. И в счастье есть всё: и радость, и здоровье, и отчаяние, и болезнь. Когда я слышу, что Мир создан Богом, я внутренне улыбаюсь невежде... Бог ничего не создавал - Он и есть Мир. И каждый из нас, и все мы - Бог. Познать это так же сложно, как рыбе в океане понять, что она родилась из океана, живет в океане и умрет в океане, став им. Мир наш - мир восприятия Бога. Ну а если мы действуем: телесно, чувственно или мысленно, - мы обособляемся от Бога, причем, не действием, а результатом, итогом, выводом. Пытаясь подражать Богу, мы плодим уродцев в виде религий и научных доктрин. Для описания Божественности мира - мира болезней и здоровья, - существует состояние равновесия усилий и результата, и это состояние должно быть сознательным. Своеобразная точка перелома.
– Сети Майи - это что-то из индейских культур?
– спросил я, чтобы хоть что-то спросить.
– Скорее из индийских. Майя в переводе с санскрита - реальность.
– Бывают же совпадения, - сказал я.
– Честно говоря, доктор, в такие дебри я углубляться не рассчитывал.
– Доктор выступает против частных подходов к буддизму, - сообщила девушка непонятно кому.
– И правильно делает.
Старик с нежностью дернул ее за сочное розовое ушко. Она потерлась щекой о его руку.
– Я поясню свою мысль, - сказал он мне.
– Радость - это стабильность, продукт неизменности, прочности чего-то хорошего. Это линия, дуга. Ни результат, ни признание не появляются внезапно. А счастье - это миг, кризис, излом жизненно важных изменений. Это точка. Например, вы тридцать три года заболевали, пусть даже работали над своим выздоровлением, верили в выздоровление, но все-таки считали себя больным. И однажды в какую-то счастливую секунду осознали, что выздоравливаете. Это - точка равновесия. А здоровье - просто когда нет ни пути к болезни, ни пути к здоровью.
– Почему тридцать три года?
– Я искренне удивился.
– Ну, тридцать четыре. На линии - бесконечное число точек. Хотя, зачем спорить, давайте снова спросим у Ружены. Ружена, что такое, по-вашему, счастье?
Девушка откинулась на локтях, скучая.
– Это только слово, - послала она в пространство.
– Счастье - это желание счастья. Это Бог.
– Разве мы спорим?
– сказал я.
– Слово - это Бог, все правильно.
– Бог - это равновесие, - спокойно поправил меня главный врач.
– И в горе есть свои точки счастья, и в досаде, и даже в безразличии.