Львиное Сердце. Дорога на Утремер
Шрифт:
Возглас получился резким, как удар плетью, заставив сидящих в гнёздах птиц взметнуться в небо.
Жофре ёрзал, не зная, как уберечь супругу от этих страшных историй, которые наверняка ранят её нежное сердце, ведь женщинам так тяжело слышать об убийстве детей, даже если это дети неверных. Не подозревая о тревогах мужа, Рихенца озадаченно смотрела на Ричарда.
— Но если Йоркские евреи укрылись в замке, то почему они не оказались в безопасности от толпы?
— Потому что кастелян покинул замок, и пока он отсутствовал, эти идиоты запаниковали и решили, что ему нельзя доверять. Когда он вернулся, евреи разоружили гарнизон и отказались впустить кастеляна.
Жофре
— Это была первая ошибка. Вторую совершил глупец-кастелян, который в свою очередь перепугался и обратился к шерифу графства. Тот допустил третью, непоправимую ошибку, решив осадить замок и выкурить евреев. — Ричард сделал паузу, чтобы охарактеризовать действия шерифа особо цветистым эпитетом, но, поскольку выражался король на ленгва романа, поняла его только Алиенора.
— Естественно, пьяные скоты-горожане примкнули к осаде. а когда шериф понял всю серьёзность своей ошибки, было уже поздно, — продолжил король. — Толпа совершенно вышла из-под контроля, подстрекаемая чокнутым отшельником, который убеждал людей, что они творят богоугодное дело. Евреи держались два дня, но когда подоспели осадные машины, поняли, что обречены.
Ричард опять остановился, заново переживая гнев, охвативший его при вести о резне в Йорке.
— Чем быть растерзанными толпой, евреи предпочли смерть от собственных рук. Мужья перерезали глотки жёнам и детям. Жоск первый покончил со своей семьёй. Потом вместе с раввином, так у них называют священников, они убили остальных. Мне сообщили, что в убежище в замке нашли примерно полтораста евреев, и большинство из них предпочло умереть. К утру — то был канун Вербного воскресенья, кстати, — в живых оставалось всего десятка два.
Рихенца в ужасе воззрилась на него.
— Господь всемогущий, — прошептала она. Жофре торопливо вскочил и подбежал к ней. Молодая женщина отмахнулась от утешений и не сводила с дяди глаз, словно предчувствовала, что худшее ещё впереди. — И что случилось с этими остальными евреями?
— Уцелевшие просили о милосердии, предлагали обратиться в христианство и добились обещания сохранить жизнь. Но стоило им с семьями выйти из замка, толпа нахлынула и перебила всех.
Рихенца вздрогнула, инстинктивно положив руки на живот, будто в попытке защитить своё нерожденное дитя от такого ужасного мира.
— Даже детей, дядя Ричард?
— Да, девочка, даже детей.
В глазах Ричарда самым отвратительным выглядело то, что толпа предательски убила людей, искавших Божьей милости. Его взрастили в убеждении, что Господь призревает каждого из евреев в ожидании их обращении к Христу как Спасителю. Король догадывался, что тех евреев принять крещение побуждал страх, но вдруг потрясение помогло им увидеть божественную истину? Их не только предательски убили, им отказали в надежде на спасение души.
— Последующие события выявили истинные причины бунта, — продолжил Ричард. И теперь его обуревал гнев государя, а не верующего. — Вожаки толпы ворвались в Йоркский собор, где евреи хранили долговые обязательства. Запугав монахов, негодяи заставили отдать им расписки, после чего сожгли их прямо в нефе церкви.
Ричард снова принялся расхаживать. Уничтожив расписки, мятежники нанесли удар по самой короне, поскольку должники евреев являлись и должниками короля. Иудеи служили важным источником государственного дохода и находились под королевской защитой. Поэтому выступление приобретало политический смысл, не говоря уж о кощунственном обращении с Церковью и законом. А правосудие
— Человеческая глупость не перестаёт меня удивлять, — сказал он. — Как резня беззащитных евреев способна помочь спасению Священного города? Только в Винчестере разум взял верх. Кое-кто из местных дураков обвинил евреев в ритуальном убийстве христианского ребёнка, но обвинение было отвергнуто королевским судом как беспочвенное. Жаль, что жители других городов не выказали подобного благоразумия.
— Бедные и необразованные охотно верят во всякие сказки, — заметила Алиенора, взяв внучку за руку. — Они считают, что евреи практикуют чёрную магию, и боятся того, чего не понимают. По счастью, люди знатные не так восприимчивы к суевериям, как и князья церкви. Всем вам известно, что я не дружила со святым Бернаром Клервосским. — Вспомнив любимое изречение аббата, что Анжуйцы от дьявола произошли и к дьяволу вернутся, королева улыбнулась. — Но когда один цистерцианский монах принялся проповедовать, что немецких евреев следует перебить до начала войны с сарацинами, Бернар поспешил в Германию и в одиночку сумел предотвратить расправу.
— Однако не все высокопоставленные так благоразумны, — возразил Ричард. — Французский король однажды рассказывал мне про христианского ребёнка, убитого в Понтуазе предположительно евреями. Хотя Филипп там родился, он ни на минуту не усомнился, что мальчик пал жертвой какого-то иудейского ритуала. Когда я напомнил ему, что его господин отец никогда не верил в подобные россказни, Филипп ощетинился как ёж и заявил, будто Людовика легко было сбить с пути. А потом понёс всякую чушь про тайные сборища евреев в пещерах под Парижем, где они приносят в жертву христианских младенцев. Полагаю, Филипп Капет — самый круглый дурак из сидевших на французском троне, — презрительно хмыкнул он. — А учитывая, что там некогда был король Карл по прозвищу Простоватый, это о многом говорит.
Жофре оказался в крайне неприятной ситуации, поскольку не хотел обидеть дядю жены, но чувствовал себя обязанным вступиться за феодального сеньора.
— Король Филипп не единственный, кто верит этим обвинениям против евреев. Я был совсем маленьким, но помню, как отец рассказывал про то, как граф Блуаский казнил немало иудеев за убийство младенца-христианина.
— Когда это было? — спросил Ричард, и услышав, что лет примерно двадцать назад, с пренебрежением пожал плечами: — Мне тогда было всего тринадцать, и я ничего об этом не помню.
— Зато я помню, — вмешалась Алиенора. — И знаю, что вина за случившееся падает на графа Тибо, а не на несчастных евреев. Тибо — дядя твоего кузена Генриха Шампанского, — пояснила она Рихенце, которая не слишком хорошо разбиралась в кровнородственных связях французской аристократии. — Я слышала, что он отправился в Святую землю, искупать грехи, и правильно сделал, потому как на руках его была кровь безвинных.
— Я не понимаю, мадам. — воспротивился Жофре, хоть и без особой охоты, но продолжавший защищать французского государя. — Как может быть граф в ответе за совершённое евреями преступление?