Львиное Сердце. Дорога на Утремер
Шрифт:
Генрих приходился французскому королю не только родичем, но и вассалом, так как держал Шампань от имени французской короны. Он и Филипп были сверстниками, одному исполнилось двадцать три, другому двадцать четыре. Однако в Дре Генрих приехал в свите Ричарда, а не Филиппа, хоть и понимал, что последний не обрадуется, увидев его в стане врага. Но Генрих был ещё достаточно юн, чтобы испытывать удовольствие, дёргая льва за хвост. И наслаждался компанией дяди Ричарда, тогда как даже час наедине с дядей Филиппом казался посещением чистилища. потому как, насколько Генрих мог судить, с Филиппом у них не было ничего общего.
Подобно
Но превыше всего Генрих восхищался Ричардом за то, что тот одним из первых принял крест. Филипп был паладином вынужденным, и одного этого хватало, чтобы очернить его в глазах племянника, потому как отец молодого графа Шампанского дважды принимал крест. Ему довелось участвовать в провальном втором крестовом походе, который возглавлял Людовик Французский, а затем совершить паломничество в Святую землю вместе с графом Фландрским. По пути домой он угодил в плен и был отпущен за выкуп, и вскоре после освобождения умер, подорвав здоровье мытарствами в турецкой темнице. Генриху тогда было четырнадцать, и он рассматривал грядущий крестовый поход как священную дань уважения отцу.
Ричард и Филипп обменивались улыбками, не разжимая плотно сжатых челюстей, и Генриху подумалось, что в обозримом будущем короли охотно сомкнут их друг на друге. Молодой человек отвернулся, чтобы позвать виночерпия, но его отвлёк дядя Тибо.
— Генрих, одно дело охотиться или кутить с Ричардом, — сказал он. — Но, прибыв вместе с ним в Дре, ты рискуешь пробудить сомнения в твоих истинных пристрастиях. Только не говори, что ты собираешься отправиться в Святую землю вместе с ним.
Отца своего Генрих обожал, но не мог сказать того же о дяде. Однако Тибо возглавлял род Блуа, а Генриха приучили уважать старших. Поэтому вместо ответа, который рвался с языка — что Тибо и Филипп могут убираться куда подальше, молодой человек сказал спокойно:
— Не стоит волноваться, дядя. Я по-прежнему собираюсь составить компанию тебе, дяде Этьену и графу Клермонскому.
Это было простое решение, поскольку им предстояло выступить после Пасхи, однако второе пришествие могло наступить раньше, чем Ричард с Филиппом наконец договорятся.
— Я знаю, что переброска армии — дело непростое, — признал молодой человек. — Ричард говорил, что приказал изготовить на железных рудниках в Девоне пятьдесят тысяч подков, и, по его расчётам, придётся перевезти по меньшей мере десять тысяч лошадей. — Генрих покачал головой, удивляясь размаху предприятия. — По счастью, для нас всё намного проще: нужно только нанять в Марселе корабли и мы, с Божьей помощью,
Заметив, что дядя не слушает, Генрих смолк. Проследив за взглядом Тибо, он заметил, что Филиппа не видно ни за столом, ни вообще в зале, а английский король выглядит не особенно счастливым. «Ну что ещё?» подумал он и направился к Ричарду выяснить в чём дело.
Ричард, тоже ничего не знал, и сообщил только, что Филиппа вызвал из зала замковый стюард.
Подозреваю, гонец прибыл, — добавил король. — Но не могу представить, какие такие вести могут быть, чтобы прерывать столь важные переговоры. Если мы не уладим дела, нам снова придётся отложить выступление. Времени потеряно и так слишком много. Два года прошло с того дня, как я принял крест, Генрих. Два года!
Ричард махнул виночерпию, и Генрих остался сетовать на судьбу вместе с Ричардом, Уиллом Маршалом и Губертом Вальтером, новоиспечённым епископом Солсберийским, который тоже ехал с Ричардом в Святую землю. Однако чем дольше отсутствовал Филипп, тем нетерпеливее становился Ричард, и когда французский король наконец объявился, нрав короля английского, всегда пышущий жаром, начал уже воспламеняться.
— Ну, теперь ты готов продолжить беседу, милорд? — с подчёркнутой вежливостью спросил Ричард, решительно подойдя к Филиппу.
— Нет, не готов. Все текущие вопросы мы обсудим позже.
Губы Ричарда поджались. Но возражения не сорвались у него с языка, так как он подметил, что с Филиппом не всё ладно. Лицо молодого государя, обычно красноватое, теперь сделалось болезненно бледным, а голос звучал хрипло, словно слова с трудом продираются через распухшее и сухое горло.
— Ты заболел? — напрямик спросил Ричард, перешагивая через придворный этикет, но собеседник только безразлично посмотрел на него.
— Покончим на этом, — бросил Филипп. — Мы встретимся в Везеле в июле, как договаривались прежде. Там и уладим все разногласия.
И к удивлению Ричарда и всех присутствовавших, французский король резко повернулся и, не говоря ни слова, вышел.
Никто понятия не имел, в чём дело, и зал наполнился удивлённым гомоном. Ричард был сердит, но и озадачен одновременно.
— Если он затеял какую-то подлую игру, чтобы снова оттянуть поход, то пожалеет об этом, — тихо сказал английский король, отведя графа Шампанского в сторонку. — Генрих, не мог ты разузнать, что к чему?
— Я проскользну в часовню и подслушаю его исповедь, — весело пообещал молодой человек, и когда Ричард вскоре уехал, граф Шампанский остался в Дре, принявшись рьяно осваивать новую роль. Роль королевского шпиона.
Большинство тогдашних людей подчиняло свой жизненный ритм солнцу: они вставали с рассветом и отправлялись с его заходом в постель, потому как свечи и масло были дороги, и лишь немногие могли позволить себе жечь лампы и факелы в количестве достаточном, чтобы разогнать ночную тьму. Поскольку королей расходы не волновали, Ричард и Алиенора могли позволить себе следовать своим внутренним часам. Вернувшись в Нонанкур и поужинав, Ричард собрал в большом зале двор. Зрителей развлекли менестрели и музыканты, потом настал черёд увеселений, когда пёстро наряженный шут жонглировал шарами и ножами, а крохотная собачонка танцевала на задних лапах, катала тележку и ходила по жёрдочке, положенной между деревянными козлами.