Львиное Сердце. Дорога на Утремер
Шрифт:
— Такую же клятву потребую я и от тебя, Джонни.
Реакция принца оказалась более сдержанной, чем у Жоффа. Молодой человек напрягся, но ничего не ответил, только скосил взгляд с Ричарда на Алиенору, потом снова посмотрел на Ричарда.
Король не спешил прерывать молчание, давая время погаснуть любым искоркам мятежа. Затем встал.
— Увидимся завтра на большом совете, — заявил он, потом кивнул канцлеру, поцеловал мать в щёку и вышел за дверь.
Лоншан поспешил за ним. Жофф, кипя от бессильного гнева, вышел следующим. Епископ Даремский помедлил в расчёте перемолвиться с Алиенорой, но та не выказала расположенности, и он тоже ушёл, сопровождаемый Джоном.
Радуясь редкому шансу побыть
Её размышления прервал тихий стук в дверь.
— Войдите, — отозвалась она со вздохом — стоило понимать, что уединение окажется недолгим. К её удивлению, пришёл Джон.
— Госпожа, могу ли я переговорить с тобой? — официальным тоном спросил молодой человек. — Дело очень важное.
— Проходи, Джон. — В ответ на предложение пройти к оконному сиденью, он коротко мотнул головой и остался стоять на некотором расстоянии, облокотившись на стол. Из всех детей только Джон пошёл мастью в мать, унаследовав тёмные волосы и миндалевидный разрез глаз. Начинать разговор молодой человек не спешил, и королева задумчиво наблюдала за ним. Как можно ощущать такую отстранённость от дитя чрева своего, своей плоти и крови?
Ей подумалось, что это не так уж удивительно, так как ему было всего шесть, когда она попала в плен и оказалась в руках взбешённого супруга. Ей разрешили видеться с дочерью Джоанной, а со временем Генрих смягчился, дозволив и старшим сыновьям посещать узницу. Но с Джоном она не виделась, пока мальчику не исполнилось двенадцать, да и эти встречи случались редко, даже после существенного смягчения условий её заточения. Это был сын Генриха, не её. Глядя в зелёные с золотом глаза, так похожие на её собственные, Алиенора уносилась памятью в тот вечер вскоре после смерти Хэла. Она призналась Жоффруа, что толком не знает Джона, а Жоффруа, в очередной раз выказав дар семейного провидца, предсказал, что Джона не знает и Генрих.
— Мама, я боюсь, что Ричард совершает ошибку, передавая такую большую часть королевской власти своему канцлеру.
— Вот как? У тебя имеются сомнения в преданности Лоншана?
— Нет. Но тут не только преданность стоит принимать в расчёт. Есть люди, которые очень хороши как исполнители, но пасуют, когда на них возлагают всю полноту ответственности. А ведь получится, что Лоншан станет по сути королём на всё то неопределённо долгое время, пока Ричард будет в Святой земле. Особенно если Гийома, как ходят слухи, назначат папским легатом.
Алиенору удивил факт, что принцу известно про историю с легатом, поскольку дело держалось в тайне. Но её заинтриговало, что Джон выказывает такой интерес к политике Ему сейчас двадцать три. В таком возрасте его старшие братья думали только о турнирах. Лицо её омрачилось, потому что воспоминание о Хэле неизменно причиняло боль. Их золотой мальчик, обладавший обаянием большим, чем положено, зато почти лишённый здравого смысла.
— Не думаю, что Лоншан сумеет оправдать ожидания Ричарда, — продолжил Джон, осторожно подбирая слова. — Наши английские бароны скорее всего не захотят подчиняться приказам человека столь безродного. Да, мне известно, — поспешно заявил он, опережая возражения Алиеноры. — Известно, что Гийом не является внуком крестьянина, как утверждает епископ Ковентри.
— Так о чём хочешь ты меня попросить, Джон? Чтобы я убедила Ричарда не доверять управление Лоншану? Он не станет меня слушать.
— Знаю. Зато может прислушаться, если ты попросишь его не отправлять меня в изгнание на три года.
— Понятно, — уклончиво протянула королева, и Джон подошёл ближе, безуспешно стараясь прочитать что-либо по её лицу.
— Мне необходимо остаться здесь, мама. Моё присутствие способно умерить наиболее дерзкие порывы Лоншана. К тому же... — Джон помедлил, ловя взгляд матери. — Если недоброе случится с Ричардом в Святой земле, ты ведь захочешь, чтобы я находился в Англии, был способен принять власть? Или сидел в сотнях миль от неё, в Нормандии или в Анжу?
Принц понимал, что столь откровенный разговор опасен, но заметив её улыбку, пусть такую слабую, убедился в своём успехе.
— Я поразмыслю над этим, сказала она. — Думаю, я начинаю замечать в тебе то, что разглядел Гарри.
И когда Джон вздрогнул, это тоже многое рассказало Алиеноре об этом незнакомце, о её сыне.
ГЛАВА VI
Замок Дре, Франция
Март 1190г.
Во избежание предательства, в обычай у королей Англии и Франции вошло проводить переговоры на открытом пространстве. Излюбленным их местом был Мировой вяз близ Жизора, покуда Филипп в порыве гнева после безрезультатной встречи с Генрихом не приказал срубить дерево. Однако поскольку Ричард и Филипп считались союзниками в священном походе по освобождению Иерусалима, они избрали для переговоров замок Дре — французскую крепость всего в восьми милях от твердыни Ричарда в Нонанкуре. Генриха, молодого графа Шампанского, это порадовало, потому как шестнадцатое число выдалось непогожим, и не было нужды торчать в чистом поле, продуваемом пронизывающими мартовскими ветрами.
Большой зал был полон знати: баронов обоих королей и князей церкви. Ричард и Филипп принесли торжественную клятву преданно сражаться бок о бок и оборонять земли союзника как свои собственные. Их лорды тоже согласились хранить мир, а прелаты пообещали предать анафеме любого, кто нарушит сей обет.
Однако оставались ещё препоны, которые требовалось убрать, и Ричард с Филиппом в окружении самых приближённых советников восседали за столом в центре зала, обсуждая острые вопросы с натянутыми улыбками и ледяной вежливостью. Генрих наблюдал за государями с острым любопытством. потому как с обоими состоял в близком родстве. Будучи в настроении пошутить, Генрих хвастался причудливо переплетённым родовым древом, поясняя, что его мать, графиня Мария, является дочерью королевы Алиеноры от первого брака с Людовиком Французским, а по сему приходится Ричарду сводной сестрой по материнской линии и сводной сестрой Филиппу по отцовской. Более того, с усмешкой продолжал молодой человек, его отец приходился братом матери Филиппа, поэтому сам он является двойным племянником Филиппа. К этому времени голова у слушателей уже шла кругом, а приступы хохота мешали Генриху поведать про то, что его мать и тётя Алиса являлись сёстрами по крови и по браку, поскольку вышли замуж за братьев — его отца и дядю Тибо, которые, таким образом, помимо братьев стали ещё и свояками. А самым причудливым заворотом Генрих почитал факт, что его дед приходился одновременно тестем и зятем одним и тем же людям, потому как Людовик выдал обеих дочерей от Алиеноры за братьев третьей своей жены, матери Филиппа.