Львовская гастроль Джимми Хендрикса
Шрифт:
А в это время мужчина в коричневом костюме подхватил с асфальта свой желтый саквояжик и подошел к скамейке Алика. Присел рядом так тихо, что Алик даже не услышал. Не услышал и не увидел, поглощенный своими мыслями.
— А вы почему не идете? — спросил мужчина и кивнул в сторону машины-«пирожка».
Алик вздрогнул от неожиданности, посмотрел на внезапно появившегося соседа по скамейке растерянно.
— Неудобно?! — предположил вслух мужчина.
Алик кивнул.
— Мне тоже, — сказал мужчина. — Но я вам принесу. Вы только мои вещи постерегите! — И он указал взглядом на саквояжик.
Мужчина вернулся с двумя тарелками. Одну сразу передал Алику и только после этого уселся рядом. Алик смотрел на гречневую кашу, щедро сдобренную подливкой, на котлету, на белую пластиковую вилку.
— Спасибо! — произнес он, обернувшись к доброму незнакомцу.
— Не за что! — уже прожевывая пищу, ответил тот. — Я, извините, не представился. Ежи Астровский, бывший поляк.
— Почему «бывший»? — удивился Алик. — Разве можно быть «бывшим» поляком или русским?
— Бывшим кагэбистом или коммунистом быть нельзя — эти печати с тела и с души не смываются, — ответил Ежи, отвлекшись от еды. — А из меня в советское время всё польское выбили, кроме имени и фамилии. Да и те предлагали поменять! Вот и получилось, что я — «бывший».
Гречневая каша таяла во рту так же легко, как слова этого доброго человека таяли в ушах Алика, оставляя мысленное послевкусие.
— Меня Аликом зовут, — сказал он.
Хотелось добавить что-нибудь о себе, чтобы сравняться по искренности и открытости с соседом по скамейке. — Я, вообще-то, из хиппи…
— Бывший хиппи? — переспросил Ежи Астровский.
— Нет, — Алик мотнул головой. — Не бывший.
— А что, хиппи еще есть? — удивился собеседник.
— Ну, те, кто не умер, еще живут. И я еще живу…
Ежи кивнул и, нацепив на вилку котлету, поднес ее ко рту, смачно откусил одну треть. Жевал долго и сосредоточенно. Потом обернулся к Алику.
— Знаете, я недавно жизнь наново начал! — сказал сосед по скамейке почти торжественно.
— Ну и как?
— Нравится. — Ежи кивнул. — Очень нравится. Теперь понимаю, что двадцать лет жизни потерял, но что-то ведь еще впереди осталось!!!
— Это хорошо! Я тоже оптимист, — произнес Алик, но голос его почему-то прозвучал грустновато.
— Если вы оптимист, то вам сам Бог велел тоже начать жизнь наново!
— А с чего ее начинают?! — с едва уловимой иронией спросил хиппи.
— С мелочей, — твердо ответил Ежи. — С душа и мыла, со стирки одежды, с отказа от вредных привычек, с уборки у себя дома и, конечно, с парикмахерской, с приведения своих волос в порядок. — Ежи остановил взгляд на голове Алика.
Алику вдруг показалось, что у собеседника в одно мгновение нос стал орлиным и хищным. Ежи был пониже Алика, и сейчас, сидя и глядя на волосы Алика, он немного задрал голову вверх. Алику стало немного не по себе. Странный запах защекотал в носу. Это не был запах еды или города.
Алик чихнул. Ежи наконец отвлекся от волос соседа по скамейке. Доел второе, посмотрел на уже пустую одноразовую тарелку на коленях Алика. Взял ее.
— Я за компотом схожу, — сказал, поднимаясь. — А вы саквояжик постерегите!
Как только Ежи ушел, пропал и запах, обеспокоивший Алика. Алик осмотрелся. Очередь перед машиной-«пирожком» рассосалась, хотя бомжи еще кучковались по пять-шесть человек в нескольких местах недалеко от их «полевой кухни». Прохладный ветерок подсказал, что солнца больше нет. Алик надел свою широкополую шляпу. Бросил опасливый взгляд на небо.
— Так как вы думаете? — Рядом снова уселся «бывший» поляк и тут же передал Алику пластиковый стакан с компотом.
— О чем? — просил Алик.
— О том, чтобы начать жизнь наново?
— Я еще не думал об этом, — признался Алик. — Это слишком серьезная тема.
— Да, — согласился Ежи. — Но, как я сказал, можно ведь начинать с мелочей!
Он наклонился к своему саквояжику, раскрыл его, не поднимая с асфальта. Достал оттуда квадратное зеркало размером с книжку, парикмахерские ножницы и ножницы-расческу, квадратный кусок ужасно знакомой Алику особой материи зеленого цвета, большой пластиковый гребень.
— Это всё я нашел у себя дома, когда сделал уборку после двадцати лет бестолковой жизни, — пояснил Ежи, передавая зеркало Алику.
Алик взял квадратное зеркало, посмотрел в него. Его лицо, отраженное в зеркале, выражало недоумение. Он снова перевел взгляд на зеленую материю, которую Ежи встряхнул в воздухе, как встряхивают скатерть, чтобы освободить ее от крошек.
В носу снова защекотало от неприятного и непонятного запаха.
— Я вас могу подстричь прямо здесь и совершенно бесплатно, — серые глаза «бывшего» поляка уставились прямо в глаза Алика.
— А зачем? — спросил Алик.
— Мне это важно. Мне это зачтется!
— Там зачтется? — Алик указал пальцем на небо.
— Нет, — Ежи мотнул головой. — Тут! — и указал пальцем вниз, на землю.
— Вообще-то я против, — произнес Алик. — У меня есть близкий друг, женщина, она мне подравнивает кончики волос раз в три месяца. А стричься я не хочу!
— Но ведь новая жизнь чаще всего начинается с новой прически!