Львовская гастроль Джимми Хендрикса
Шрифт:
Тарас проснулся только после того, как во сне умер, разорванный-разодранный хищными птицами. Проснулся мокрый под мокрым пододеяльником. Уселся на диване. Несколько минут приходил в себя, потом набрал полную ванну горячей воды. Лежал в ней не меньше получаса.
Только к трем пополудни, напившись крепкого кофе, Тарас смог полностью отделить свой кошмар от реальности. Но кошмар всё еще оставался перед ним, в нем самом. Он всё еще ощущал эхо боли в ногах, руках, на шее. Он всё еще слышал зловещий птичий хохот и хлопанье больших белых крыльев. Он всё еще слышал крик Оксаны. И вот теперь новое, реальное беспокойство охватило его, беспокойство об Оксане. Может, не случайно во сне именно она была с ним? Не Дарка, с которой, если не считать странного «клиента», просившего стакан пресной воды, ничего неприятного прошлой ночью не приключилось, а именно Оксана!
Тарас вспомнил разбитый аквариум в квартире Оксаны, разбитое окно, кровь чайки, капавшую на пол с подоконника, застывший ужас в глазах Оксаны. С Даркой ничего такого не происходило, иначе бы она ему сказала. Вот почему во сне именно Оксана оказалась рядом с ним, с Тарасом, и они оба стали жертвами больших хищных птиц.
Тарас вспомнил фильм Хичкока, тоже про птиц, нападавших на людей. Но там, в фильме, птицы были мелкие и черные, кажется, дрозды. Да и фильм был совсем не страшный, может быть, даже черно-белый. Утренний кошмар пугал Тараса гипернатуральной яркостью красок, сочностью крови, гиперболизированной белизной самих чаек. Кошмар был куда страшнее и натуральнее любого из фильмов ужасов. Хриплый крик-смех чаек до сих пор рвал слух, царапал ушные перепонки. И какой-то еще зловещий шум фоном присутствовал за этим неутихающим криком чаек.
Тарас зажал пальцами уши. Закрыл на мгновение глаза, мотнул головой, словно пытался сбросить с нее назойливо-неприятную шумовую паутину. Обернулся, остановил взгляд на музыкальном центре. Поставил компакт ДДТ, пультом нашел песню «Свобода», поднял громкость до максимума, и только когда музыка сверху, со всех сторон, и даже басовыми вибрациями деревянного пола снизу окружила его, только тогда он освободился от утреннего кошмара, вытеснил его из своей головы.
Прослушав еще три песни компакта на полной громкости, Тарас выключил музыкальный центр и позвонил Оксане.
— С тобой всё в порядке? — спросил он, голос Тараса звучал очень серьезно, но не взволнованно.
— Да, а что?
— Мне кошмар про тебя приснился, про нас с тобой, — сказал Тарас. — И я забеспокоился…
— Кошмар? Про меня? — голос Оксаны задрожал. — Ты занят?
— Нет.
— Я сегодня дома. Приезжай, расскажешь! Это может быть серьезно… Я тебя картошкой с грибами накормлю. Ты ведь наверняка сегодня не обедал.
— И не завтракал тоже, — вспомнил вслух Тарас. — Хорошо. Скоро буду.
Уже поднявшись на второй этаж и остановившись перед дверью в Оксанину квартиру, Тарас пережил вдруг эмоциональное дежа вю — ему стало на несколько моментов страшно, именно как тогда, когда Оксана вызвала его с Ежи к себе, сообщив перепуганным насмерть голосом, что в ее квартире кто-то есть.
— Ты такой бледный, — удивилась Оксана, впуская приятеля. — Заходи в комнату, я уже всё подогрела!
Тарас разулся, оставил куртку в коридоре на стенке-вешалке, отделявшей от коридора маленькую кухоньку и ванну с туалетом. Прошел и уселся за передвижной сервировочный столик.
— Я уже поела, — сообщила Оксана, опуская перед Тарасом тарелку с грибным рагу, вилку и блюдце с тонко нарезанным салом. — Ну, кушай и рассказывай!
Тарас жевал и говорил. Оксана сидела напротив и, замерев, смотрела ему в глаза. Когда он дошел до дворика на улице Коперника, Оксана достала с нижней полочки столика две рюмки и бутылку водки. Налила. Жестом руки остановила рассказ Тараса и указала взглядом на рюмки. Они выпили. Оксана кивнула — мол, продолжай!
Тарас вслушивался в собственную речь, удивляясь, что рассказывает, как ему сейчас показалось, больше и подробнее, чем пережил во сне.
И вдруг в комнате резко и громко прозвучал крик чайки, отчего Тарас вздрогнул, вилка выпала у него из руки, ударилась о край тарелки и полетела на пол. Тарас ощутил холод.
— Ой, это моя! — Оксана подскочила с табуретки. — Я ей после кормления забыла клюв скотчем склеить! Помоги!
Они подошли к окну, Оксана сдвинула занавеску, и Тарас увидел перед собой в картонной коробке знакомую чайку с перевязанными крыльями, с мощным клювом. Хозяйка квартиры отрезала ножницами полоску скотча от рулончика, лежавшего тут же. Оглянулась на гостя.
— Схвати ее за шею, только нежно, мягко!
Тарас дрожащими руками дотянулся до птицы, аккуратно взял ее левой рукой за шею, а правой прижал сверху. Оксана привычными движениями рук склеила скотчем клюв и облегченно вздохнула. Они вернулись за стол. Тарас занял свое место на диване. Ему на плечо упала плюшевая крыска, одна из коллекции «диванного зоопарка» Оксаны.
— Она тебя любит, — сказала Оксана, сказала и улыбнулась.
Она еще раз наполнила рюмки.
— Ты не спешишь? — спросила хозяйка квартиры.
Тарас отрицательно мотнул головой.
— Такие сны просто так не снятся, — произнесла Оксана, на ее лице не осталось и следа от недавней улыбки.
— Я ж поэтому и позвонил, — проговорил Тарас. — Наверное, тебе лучше от нее избавиться! — Тарас показал взглядом на вновь занавешенное окно, за которым сидела теперь обезмолвленная скотчем чайка.
— Я ее выпущу, когда раны заживут.
— А рыбки где? — поинтересовался Тарас.
— На другом подоконнике. — Оксана кивнула в сторону коридора.
В комнате на несколько минут воцарилась тишина. Тарас молча доедал картошку с грибами, наблюдая за лицом Оксаны, на котором отражалась вся эмоциональная палитра ее мыслей: беспокойство, сомнения, уверенность и неуверенность. Вдруг ее лицо сосредоточилось, глаза «проснулись».
— Ты со мной сходишь? — спросила она.
— Куда?
— Тут рядом, к моей знакомой, — Оксана замялась, нахмурилась, подбирая подходящие слова. — Я с ней иногда советуюсь по поводу снов… Это ее работа.