Люби, Рапунцель
Шрифт:
«Хотя плакат – это уже влияние братьев, – осадила она себя. – Я всегда была склонна к консерватизму, а как Трио Шацких вернулось в мою жизнь, так сразу всякая ненужная мелочевка появилась. Всю квартиру мне завалили своим присутствием. Детские безделушки, диски… Стоп, тормозни, Шацкая. С какой радости я вообще размышляю по поводу всяких плакатов и мелочевки в чужой квартире?»
– Какие книги, например? – В интонации Якова пробрался бархат или даже шелк.
Подтянув левое колено к груди, он обнял его и положил подбородок сверху. И говорил мягко, будто поглаживая голосом. Не манером эротичного наката Глеба Левина, а невесомым касанием, приоткрывавшим запрятанную глубоко внутри уязвимость.
Как тихое мурлыканье вперемешку с несмелым урчанием боязливого, но жутко заинтересованного котенка.
Даня настороженно зашевелилась, сложила руки перед собой и осторожно ответила:
– Книги на иностранном языке. Не адаптированные версии. Что-нибудь из классики. И учебная литература. И… э! – Даня ощутила, как ее внутреннее вошедшее в раж состояние пугливо прячется во тьму сознания.
– Как бытытут все обустроила? – Снова невесомое касание голосом. Мягкое поглаживание, усыпляющее бдительность. Потеряв на время способность сносно двигаться, Яков сполна компенсировал этот недостаток милыми говорилками. – Или что-то поменяла бы?
Мур-мур-ур-ур…Мур… ур…
Завораживает до учащенного сердцебиения.
– Не беси меня, зверек! – прикрикнула на него Даня, неосознанно отступая и тут же врезаясь спиной в косяк.
– Злая ты, – пробурчал Яков.
– Именно. А теперь прими горизонтальное положение и отрубайся! – приказала она, для наглядности властно взмахнув рукой.
– Разденешь меня?
– Чего?
– Поможешь?.. – Яков вяло подергала ворот своего пиджака.
– Сам как-нибудь справишься!
Даня выскочила в коридор.
«Твою мать! Вообще не могу здраво мыслить. – Она судорожно выдохнула и пощупала собственный лоб. – Горячий. Может, это из-за выпитого? Нет, невозможно, что пойло и на меня действует. Неправильно. Я ведь не такая, не поддаюсь глупым слабостям».
– Ты что, уходишь? – донеслось из комнаты.
– Что за жалобные интонации, Левицкий? Тебе не идет! Лучше огрызайся и ворчи, как раньше, а то у меня от тебя прям мороз по коже.
– Злая… Какао. – Пауза. – Не уходи.
Даня сильнее вжалась в стену. Лицо начало гореть.
– Умолкни уже. И отрубайся. Не уйду, пока не вырубишься. Так что бегом давай – глазки в кучку и на бочок.
По последовавшему за распоряжением шуршанию было сложно определить, действительно ли мальчишка послушался ее.
«В его же интересах хорошенько проспаться. – Даня окинула взглядом пустой коридор. – Поверить не могу, что он и правда приобрел себе квартиру. Да еще в такой короткий срок. Надеюсь причина не в моих словах».
Вспомнив об обещании позвонить или написать сообщение Глебу, Даня занялась мобильным. На разговоры ее не тянуло, поэтому выбор пал на отправку короткого рапорта.
«Подопечного довезла. Уснул. Я тоже в порядке».
«И, блин, ни слова правды. – Даня закатила глаза и цыкнула с досады. – Довезла не туда, куда нужно. И, похоже, он ни фига не спит. А я ни черта не в порядке».
Однако сообщение ушло при том же первозданном содержании.
«Шацкая врушка, и с каждым днем диагноз все хуже. – Она присела на корточки и в сердцах прокатила мобильный по полу куда-то в темень. – Мозги набекрень».
Прислушавшись к тишине, наконец-то установившейся в комнате, Даня поднялась и, согнувшись, принялась искать на полу мобильный.
«Знать бы, где свет в коридоре включается. И чего распсиховалась? Фонарик бы мне, но вот прикол – фонарик в мобильном, который я и ищу. Умно, Шацкая. Хлоп-хлоп, эти аплодисменты специально для тебя».
Гаджет нашелся в углу недалеко от ванной комнаты. И еще кое-что. Рядом с мобильным Даня нащупала нечто мягкое – что-то тканевое. Отложив телефон, девушка вытащила находку на свет и расправила.
Полупрозрачная ткань. Женская сорочка. С рюшками.
«Очередная чика?»– колокольным отзвуком грохнул в памяти голос Вити.
В голове застучало с такой силой, что устроившиеся на ее плечах и поочередно въедливо атакующие ее виски дятлы и то не могли бы с точностью воспроизвести подобный уровень боли.
Вдох-выдох.
Даня медленно выпрямилась и направилась к комнате. Женская сорочка свисала из ее сжатого кулака задушенным зверьком. Уголок подобранного мобильного вжимался в ладонь другой руки.
Боль перекатывалась волнами под кожей – влажными набегами бросалась на внутреннюю сторону черепа, царапала разум метафизическими когтями и вгрызалась в податливую мягкость расслабленного сознания. От нее становилось нестерпимо жарко. Но в самой глубине господствовала пустота. Белоснежная чистота, свободная от бремени дум.
Что же отдавало команды телу? Нечто, явно лишенное здравомыслия.
Но Дане было на это попросту плевать.
Переступить порог теперь оказалось на удивление легко. Бесшумно ступая по полу, она приблизилась к дивану и уставилась на лежащего на одеяле Якова. Ему так и не удалось избавиться от пиджака. Впрочем, как и от остальной одежды.
– Не спишь? – бесцветным голосом спросила Даня.
Вопрос с подвохом. Она не могла не видеть взгляд, устремленный прямо на нее. Зеленые глаза, в которых не было и намека на сонливость, внимательно следили за ней снизу. Яков устроился калачиком на боку и обнимал свернутый в рулетик край одеяла.
– Сплю, – прошептал он и с особой сосредоточенностью уставился на обнаженную часть девичьих бедер.
Со всеми ползаниями и перетаскиваниями безвольных тел отдельные части платья сдвинулись с изначальных позиций и открыли для любования чуть больше положенного. Даня провела ладонью по коже. Гладко. Шрамы все еще были скрыты невесомой тканью. Если так, остальное – неважно.