Люби, Рапунцель
Шрифт:
Не особо задумавшись, Даня наклонилась и лизнула этот заманчивый след. И тут услышала судорожный вздох, прервавшийся едва слышным стоном.
И послушное эстетичное создание под ней перестало быть послушным. Мускулы живота под девичьей ладонью напряглись, комнату наполнили шорохи. Даня ощутила, как ее волосы прижимаются к голове под напором не слишком застенчивой руки и охотно позволяют чужим пальцам ворваться чуть глубже, круша остатки вечерней прически.
Вот оно. Сумасшествие. Прямо сейчас.
Вспышка.
Даня с яростью отпихнула от себя руку Якова и подняла голову, чтобы просверлить его свирепым взглядом. Разлохматившиеся волосы укрыли щеки и упали на лоб. После таких кульбитов и падений красоткой ей точно не прослыть. Макияж уничтожен, прическа в ничто. Прямо домашняя чупакабра.
Вот только желание никуда не пропало.
«Не смей». – Ей хотелось зашипеть и сделать это настолько угрожающе, чтобы Яков больше не решился шевелиться.
Он замер, оставив протянутую руку на весу, а миг спустя осторожно прилег на одеяло. Это послужило новым сигналом для Дани.
От каждого его вдоха она замирала от ужаса. Ей казалось, что Яков вот-вот отпихнет ее и убежит прочь. Страх и нетерпение сплелись в тугую нить и давили на чуткое восприятие.
Боязнь быть отвергнутой – подобный фарс мучил Даню впервые. И ей жизненно требовалось избавиться от этой навязчивой эмоции. Как же пресечь скорый побег? Единственный выход – подавить.
Даня поползла вперед и остановилась лишь тогда, когда ее ладони уперлись в одеяло по обе стороны от головы Якова. Пурпурный подол платья прикрыл его ноги. Девушка нависла над ним, с усилием вдавливая руки в поверхность дивана, надеясь, что этим подарит ему чувство пребывания на краю пропасти.
Нельзя двигаться. Нельзя убегать. Можно лишь подчиниться.
Нужно подчиниться.
И Яков действительно больше не дергался. Медленно перевернулся на бок и придвинул колени к груди. А Даня, не моргая, наблюдала. Внимательно. Хищно.
Рубашка сползла, обнажив плечо Якова. Он прижался щекой к одеялу, аккуратно сложил вместе ладошки, будто уютно устроившийся для сна ребенок, и переплел мизинчик правой руки с большим пальцем левой. Трогательно и невинно. Скомканные рукава собрались гармошкой на запястьях. Локоны мягким беспорядком прикрыли поверхность вокруг его головы, частично спрятали лоб, щеки и шею.
Расслабленный и податливый. Несопротивляющийся.
Словно мгновенно обессиленный и смирившийся.
«И испуганный?» – Даня пришла в восторг от этой мысли.
Она может делать что угодно. Может поступать так, как хочет.
А онахочет.
На секунду ей почудилось пламя в полузакрытых зеленых глазах, но через две секунды Даня и не вспомнила о своем опасении.
Наклонившись еще ниже – так, что даже ее короткие волосы добрались до лица Якова, – девушка потерлась носом об открытый участок его шеи. О светленькую нежную кожу, пахнущую как сладкое яблочко. Столько сегодня прыгал, вертелся, тяжести поднимал, а вспотеть и не подумал.
Захватив губами мочку его маленького ушка, Даня слегка потянула, а потом лизнула по краешку и перебралась на шею. Яков задышал чаще и пошевелился. Недовольно фыркнув, Даня вцепилась в обнаженное плечо, маячившее прямо перед ее лицом, и, резко потянув, припечатала Якова к дивану.
Палец пробрался под нити-украшения, повязанные вокруг его шеи. Даня тихонько потянула, заставляя Якова чуть приподняться. Края рубашки окончательно съехали в стороны, раскрываясь, словно цветочные лепестки, прятавшие наикрасивейшую сердцевинку.
Снова поток жара, и теперь напор не ограничился пределами разума. Подобно жидкому огню распространилась по телу пьянящая смесь взбудораженности и воспаленной жажды. И это всего от одной-единственной картины.
Даня всегда думала, что ей, как и многим женщинам, нравятся крепкие мужские тела. Широкие плечи и мускулистая грудь. Но выгнувшееся под ней тело она могла с легкостью обхватить руками. Внешне совершенно не крепкий, абсолютно несильный, по виду – переломить как тростинку. Но именно эта внешняя уязвимость и распалила ее.
Внезапно перед глазами что-то мелькнуло. Даня застыла, всматриваясь в линии на бледной ладони. Рука Якова замерла в паре сантиметров от лица девушки. Вторая рука также остановилась, чуть не дотянувшись до ее талии.
Он хотел дотронуться?..
Даня шумно задышала, злясь на его непокладистость.
Несколько мгновений они провели в тишине. Ни один больше не двинулся. А затем Яков, так и не сделав то, что собирался, опустил руки на одеяло.
«Хотел сбежать, да? Оттолкнуть хотел?»
До боли сжав зубы, Даня мысленно зарычала. Кинувшись вперед, она накрыла его своим телом и, воспользовавшись моментом, впилась губами в шею Якова. Раскинула руки и сжала его запястья, чтобы он и не думал сопротивляться, и погрузилась в ощущения.
Она чувствовала его судорожное дыхание и жадно проводила языком по каждому кусочку дрожащей кожи, а потом захватывала трепещущую плоть губами. До ушей донеслось тихое постанывание. Даня не заметила, как ее правая рука отпустила тонкое запястье Якова и перебралась на его грудь. До чего же нежная у него была кожа! Могло показаться, что девичья ладонь обрела волю и действует самостоятельно, ловя особое наслаждение от кратковременных ощущений. И явно жаждет продлить их. Неспроста же Данина рука снова и снова скользила по груди Якова – вверх и вниз, по диагонали, в бок и по кругу, вырисовывая замысловатый лабиринт из невидимых линий. Гладкая кожа от ее прикосновений теряла внутреннюю прохладу и обретала тепло.