Любимая женщина Альберта Эйнштейна
Шрифт:
ПРИНСТОН, апрель 1955
На склоне лет Альберт Эйнштейн оценивал свои жизненные достижения с тем самым «спокойным удовлетворением». Он знал, что ему удалось суметь вышибить из-под человека твердь мироздания и он заставил его ощутить себя в беспредельном, искривленном конгломерате сил, пространств, времен, движений. Десятки лет ученый бился, чтобы связать геометрию, оптику, механику, тяготение, электромагнитные силы, атомную физику, создать единую теорию поля, чтобы отыскать один золотой ключик, который отпирал бы замки всех тайников природы. Но
В начале апреля 1955 года он получил письмо от своего старинного друга, славного доброго Бертрана Рассела. Молодец старина, по-прежнему бодр, полон энтузиазма. Рассел напоминал Эйнштейну об их прежней идее, которую обсуждали еще в Принстоне и на Саранак-Лейк. А именно – объединения ученых в борьбе против ядерного оружия. Но для этого сначала нужно выступить с манифестом, но не представителей того или иного народа, континента или вероучения, а просто известных всему миру людей, представителей человеческого рода, которому грозит уничтожение. Рассел брался составить текст такого обращения и спрашивал совета, кого бы из маститых, уважаемых ученых привлечь к этому движению.
Эйнштейн еще раз перечитал письмо. Конечно, идея здравая. Рассел прав: все мы пристрастны в своих чувствах. Однако, как люди, мы должны помнить о том, что разногласия между Востоком и Западом должны решаться только таким образом, чтобы дать возможное удовлетворение всем: коммунистам и антикоммунистам, азиатам, европейцам или американцам, белым и черным. Эти разногласия не должны решаться силой оружия. Это должны понять как на Западе, так и на Востоке.
Сейчас же нужно ответить Бертрану. Эйнштейн неловко повернулся в кресле и едва не застонал от боли. Что за черт, отчего же такая тяжесть в животе?.. Когда боль стихла, забившись куда-то в глубину, Эйнштейн позвал Элен и попросил принести кофе. А сам принялся сочинять ответ, полный безоговорочной поддержки плана Рассела. Но заметил при этом, что сам он, к большому сожалению, не сможет в данный момент оказать какую-либо реальную помощь, поскольку хворает, но подпись свою с удовольствием поставит. Подумав, он написал несколько имен ученых, но, что-то вспомнив об одном из них, вычеркнул. Потом Эйнштейн отдал письмо секретарю и велел поскорее отправить.
Буквально через неделю, разбирая почту, Элен Дюкас обнаружила очередное послание Бертрана Рассела и тут же отнесла его патрону. Пробежав текст, Эйнштейн поправил одно-два слова и подписал манифест.
...16 апреля после обеда Эйнштейн, как обычно, отдыхал у себя в комнате. Верная Элен Дюкас, находившаяся в соседнем кабинете, внезапно услышала шум падающего тела. Она вбежала и обнаружила Эйнштейна лежащим на полу ванной комнаты. Буквально за несколько дней до этого она заметила, как лицо Эйнштейна исказила гримаса нестерпимой боли, и встревоженно спросила: «Все ли в порядке?» Через силу он ей ответил в своей обычной манере: «Всё – в порядке. Я – нет».
Прибывшие врачи никак не могли уговорить Эйнштейна отправиться в больницу. Он категорически возражал. Морфий снял боли, и Эйнштейн уснул. Элен пристроилась на диванчике в кабинете хозяина, который располагался дверь в дверь с его спальней, и
На следующий день врачи продолжали настаивать на немедленной госпитализации. Эйнштейн по-прежнему сопротивлялся. Решающим аргументом доктора Дина стал упрек:
– Если вы откажетесь, вы станете тяжким бременем для миссис Дюкас. Не жалеете себя, пожалейте хотя бы ее.
В городской больнице, куда доставили больного, диагностировали разрыв аневризмы брюшной аорты. Больному сделали внутривенные уколы и напичкали обезболивающими таблетками. Эйнштейн отказался от операции, сказав, что не верит в искусственное продление жизни, и попросил телефон. Первый звонок он сделал Элен, попросив срочно привезти первый, черновой вариант текста своего телевизионного выступления, а также экземпляр еженедельника Стоуна и свои последние заметки по единой теории поля.
Эйнштейн все еще возился со своими уравнениями, когда явился его старинный приятель Отто Катан. Эйнштейн, приложив руку к груди, радостно сказал другу, что теперь чувствует: успех его теории единого поля близок, осталось чуть-чуть... Но мечта о том, чтобы все сущее описать одним уравнением, преследовавшая его всю жизнь, так и осталась мечтой.
Навестив его в больнице, падчерица Марго нашла отчима в бодром расположении духа: «Он говорил с глубоким спокойствием, о врачах даже с легким юмором и ждал своей кончины, как предстоящего «явления природы». Насколько бесстрашным он был при жизни, насколько тихим и умиротворенным он встретил смерть.
Без всякой сентиментальности и без сожалений он покинул этот мир».
В четверть второго ночи 18 апреля дежурная медсестра заметила на мониторе, что у Эйнштейна затруднения с дыханием. Пошла проверить, подняла обездвиженному больному голову. Он по-прежнему очень тяжело дышал. Испугавшись, сестра кинулась к двери, чтобы позвать врача, но не успела. В своем бредовом медикаментозном сне Альберт Эйнштейн пробормотал несколько слов по-немецки, которые медсестра не разобрала, сделал два глубоких вдоха – и умер...
Подводя жизненные итоги, он был чрезмерно строг к себе, говоря, что ни в чем не удался. Не состоялся как муж, ни одну женщину не сделал счастливой, не состоялся как отец и не состоялся, в общем, как ученый. Сжигая незадолго перед смертью свой архив, сказал близким, что без его открытий человечеству будет легче жить.
Вероятнее всего, он имел в виду свои идеи об отсутствии пустоты, об отрицательной энергии. Хотя это предположение тоже относилось к теории относительности. Или к теории невероятности...
В то воскресенье на столике у его больничной койки лежала неоконченная рукопись. В ней были новые уравнения, приводящие к единой теории поля. Рядом были наброски к докладу, который он собирался сделать по случаю седьмой годовщины образования Государства Израиль. В нем содержалось признание: «Все, к чему я стремился, – это своими слабыми силами служить правде и справедливости, даже рискуя при этом никому не понравиться».
Он надеялся, что завтра боли хоть немного стихнут и он сможет еще поработать.