Любимчик богов
Шрифт:
Через минуту подскочил тысяцкий.
– Что?
– Кровь. Свежая.
– Горыня ещё раз принюхался и соскочив с Обжоры, уверенно подошёл к обочине и смахнув тонкий слой желтоватой пыли обнажил чёрное пятно.
Рядом спрыгнул Савва, и коснувшись пятна растёр по пальцу алую полосу.
– Часа полтора как. Куда вот только ушли... Он обернулся на подъехавших воинов.
– Антип, Всеслав, и ты, Горыня. Пройдитесь вдоль обочин. На листьях кровь не забросаешь.
Следы нашли практически сразу, да и не особенно их маскировали. Возможно, надеялись что просто
Два десятка двинулись в погоню сначала на конях, а когда пошёл лесной бурелом, взяли коней в повод.
Через полчаса ровного бега, в яме прикрытой ветками нашли первое тело. Мужчина лет тридцати с пулевыми ранами в груди и конечностях. Он явно погиб ещё у дороги, а унесён уже мёртвым. Второй умер уже на месте, где его оставили, что следовало из приличной лужи крови натекшей из тела.
Оба следопыта скользили по лесу, словно тени справа и слева от тропы, а остальные воины бежали экономной рысью рядом с лошадьми.
Ещё через час, следопыты вытащили на тропу один труп и человека в глубокой отключке.
– Дозорных сняли.
– Лаконично пояснил Антип и снова исчез в лесу.
Оказалось, что и полевому допросу воинов сотни учить было не нужно. Через три минуты, выживший активно каялся во всех грехах, сотрудничая изо всех сил, и даже сверх того.
Банда оказалась аж из-под самого Новгорода - Великого, а знакомый атаману кромешник подрядил их напасть на маленький караван князя Елецкого когда он ехал в своё муромское имение. Что хотел сделать кромешник, разбойник не знал, так что этот момент следовало прояснить воинам Перуновой Сотни.
Большая поляна, метров сто в длину и около пятидесяти в ширину была почти пуста, так как шалаши разбойников ютились на самом краю. А вот в центре поляны, были вкопаны пять столбов, где привязанные за руки и за ноги, висели сам князь его жена, двое сыновей и дочь.
Первым на поляну выкатился Дубыня, приложил к плечу небольшую пушку калибром в пять сантиметров, и снабжённую прикладом, выстрелил по шалашам.
Двести грамм картечи, со ста метров перемешали палки, ветки и кровоточащую плоть в одну кашу, а выжившие, те кто кинулись в лес, были сметены залпом пятёркой воинов вышедших с той стороны.
Горыня уже присоединил плечевой упор, и удерживая в прицеле кромешника подбежал ближе садя короткими очередями. Маг видя окружавших его воинов поднял руки, и голову, но сказать ничего не успел. Посеребрённые пули одна за другой врезались в поставленный им щит, заставляя колдуна дёргаться, и не давая сосредоточиться на заклинании.
Точку в противостоянии поставил Дубыня, ударивший сверху огромным топором. Защита кромешника на такое рассчитана не была, и колдун разошёлся на две половинки.
– Да, зря ведуна не взяли.
– Подошедший из-за спины Никанор покачал головой.
Дубыня не отвечая посмотрел на десятника, потом на окровавленное лезвие, и пошёл оттирать его травой. Князя и его семью, уже снимали со столбов, и оказывали насколько возможно первую помощь, послали пару самых быстрых воинов за подмогой.
А рядом с поляной нашли два десятка связанных воинов из княжеской дружины. Основательно помятых, но живых. Всего разбойников было около полусотни, и если бы не первый выстрел из пушки Дубыни, они могли бы оказать достойное сопротивление. Но, как сказал взмыленный Савва, оглядев поляну: 'не свезло им'.
Вместе с Саввой прибыл и отрядный ведун, занявшийся ранеными и семьёй князя Елецкого, ещё не вполне отошедшего от случившегося с ними кошмара.
Через пару часов поляна бывшая местом бойни преобразилась. Лекарь торгового каравана, и ведун Сотни обрабатывали раненых, следопыты осматривали детали некогда целого колдуна, а воины сотни бродили вокруг, изображая бдительную охрану, впрочем, поглядывая по сторонам.
Савва, полулёжа на мягкой траве, беседовал с князем, когда к ним подошёл Антип. И отозвал тысяцкого в сторону.
– Савва Панкратьич, посмотри-ко.
– Он держал в руках исковерканный попаданиями пуль нагрудник.
– На кромешнике был.
– Ох.
– Савва мгновенно понял в чём дело, покачал головой.
– А ведь из наших по нему стрелял только Горыня. Получается он живой-то был только из колдовства своего. А тут-то его Дубыня и посёк.
– Спрячь, потом покажешь Ивану, да скажи, чтобы сохранил колдуна до Медведевска.
– Сделаю.
– Антип кивнул и отошёл, а тысяцкий вернулся к князю.
– Так кому кланяться -то , Савва?
– Елецкий, знавший тысяцкого уже лет десять порозовел, отходя от ужаса неминуемой и страшной смерти, и временами даже улыбался.
– Мокошиным промыслом вы живы остались. Новик наш, Горыня, почуял кровь, ну а дальше всё так. Пошли по следу, да взяли татей.
– А что за ружьё такое у новика этого?
– Князь исподлобья посмотрел на Савву.
– Показалось мне или нет, штук двадцать пуль он вогнал в этого кромешника.
– Так Перунова Сотня.
– Савва улыбнулся.
– У Дубыни топор волшебный, рубит камень словно дерево, а сам острый, что травинку сбривает. У Антипа ружье бьет почти на десять сотен шагов, а у Ладимира кинжал огнём пыхает так, что вместо раны - дыра в теле. Кто знает, чем он заплатил Перуну за скорострел свой. Захочет - сам скажет. Не захочет - спрашивать никто не будет. Не по воинской правде это, сам знаешь.
– То так.
– Князь кивнул.
– А всё же воинам твоим, я поклонюсь. И пиром честным, и справой воинской. Не ведаете ли в чём нужды?
– Так всегда чего-то недостаёт.
– Савва улыбнулся.
– Но огненным припасом поклонишься - в самый раз будет. Его много не бывает.
Тяжелораненых и тех убитых, что представляли интерес для Особой канцелярии и Разбойного приказа на дорогу перенесли на руках, и споро перераспределив груз на телегах, продолжили путь.
Никто из торговцев даже не думал протестовать, так как все понимали, меньше банд - спокойнее дороги. А из ближайшего городка отправили голубиную почту, и на полдороге до Медведевска их встретили телеги Разбойного приказа, куда и перекидали неприятный груз.