Любимец женщин
Шрифт:
К несчастью, я должна убегать в мое укрытие, когда она идет в джунгли, потому что она теперь отважная и умелая с автоматом, и, если увидит меня своими глазами, я умру, и, может быть, даже от единственного патрона. Однажды она убивает дикую свинью, такую толстую, что ее хватает на многие дни еды, и я слышу только один выстрел. Мое мнение – что она хочет оставить Фредерика на пляже привязанным к поленьям, и делать вид, что идет глубоко в джунгли, и быстро вернуться, когда я прихожу его освободить. Я не больше пень, чем эта женщина.
А однажды утром я чувствую сквозь травы дым от ее еды, и это очень хороший запах яиц, жаренных на груди дикой свиньи. После я тщательно смотрю, куда она ходит в джунгли, потому Что я знаю,
Так я вижу, как рождаются и умирают дни, и каждый из них наполнен работами, чтобы обмануть одиночество, и моментами, когда я смотрю, как живут французы. Но каждый день еще и делает все ближе сезон дождей, и меня сильно пугает моя должность остаться жить под жалким укрытием из листьев, и что мне не хватает еды, и что после Эсмеральда находит меня дохлой в грязи и поеденной зверями.
Тогда однажды я плаваю у пляжа австралийцев, и солнце на утре, и ко мне приходит эта идея, что птиц много и высоко над джунглями, и еще они жалобные, как когда их тревожит охотник, но раньше я не слышу «так-так», и я в воде, а Фредерик, конечно, привязан. Тогда я влезаю только в одну мою рубашку Дика и быстро бегу в джунгли. Скоро я слышу шумы в листьях деревьев и злобные крики и иду туда. Тогда я дрожу от удовольствия, когда вижу моими глазами то, что вижу, и кричу свое торжество: Эсмеральда висит за ноги вверху молодого дерева, которое я сгибаю, может быть три дня раньше, и она напрасно сотрясает свое тело, чтобы выбраться из моей ловушки. Я кладу веревку этой ловушки, сделанную из волокна крепких трав, перед одним гнездом птиц, и, конечно, эта женщина хочет брать яйца, и вот она поднята в воздух с криками и хорошо поймана.
Тогда я спокойно иду к ней, не пугаясь ее автомата, потому что он не в ее руках. Ее лицо совсем красное и перевернутое вверх ногами, и ее глаза, наоборот, смотрят на меня широко открытые, и она сотрясает тело. Она говорит:
– Черт побери, кто вы такая?
Я с удовольствием отвечаю:
– Йоко.
И быстро беру в траве автомат. После я говорю:
– Если вы остаетесь спокойная, я никого не убиваю. Никого!
Я иду ей за спину, и отвязываю ее пояс с патронами, и оставляю эту сильно гордую женщину тщательно думать о том, чтобы, может быть, поменять характер.
Я бегу в джунгли и наконец прихожу на тот пляж, где дом. Фредерик лежит на песке с руками и ногами, привязанными к поленьям, и он укрыт от пекучего солнца стеной материи, но ему очень жарко Когда я становлюсь перед ним, он смотрит на меня с удивлением, а после закрывает глаза и говорит:
– Вот дьявол! Не может быть!
Тогда я говорю:
– Я делаю плохую женщину пленницей!
Он открывает глаза, еще более удивленный, что я говорю его языком, пускай и скромно, и говорит:
– Добрая Йоко, быстро освобождаете меня от этих браслетов!
Я тщательно думаю, когда бегу в джунгли, так что я отвечаю:
– Мое мнение не такое, что я должна вас освободить. Вы французский, как она, и после вы ее освободите, и это я делаюсь пленницей. Я должна вас держать и ее тоже.
Тогда он говорит мне с лаской, обещая, что никогда не делает что-то против меня, и часто просит меня его освободить. Никогда с тех пор, как я рождаюсь, я не вижу таких красивых глаз у мужчины и лица тоже, но я всеми силами запрещаю себе менять мнение. Я иду в дом брать воду в кружке и даю ему
– Я прошу прощения, но с сезона дождей я лишена всего, и у меня слишком горячее желание дрючиться.
Тогда я открываю спереди свою рубашку и прихожу на него голая с колени по две стороны его тела. Я открываю и его короткие штаны, и он дергается на браслетах, говоря:
– Но что вы делаете? Вы сумасшедшая?
Что он говорит после, я уже ничего не слушаю. Конечно, он хочет от меня ускользнуть, и уколоть меня насмешками, и силой воли помешать себе расти, но я знаю, как заставить любовника расти, однако молчок. Тогда я копаю в песке ямы под коленями, чтобы ощутить этого мужчину глубже во мне, и подпрыгиваю на нем, как на резвой лошадке, и получаю много раз большое удовольствие. И, конечно, в моем желании удовольствия я говорю слова безумия, но он не может понимать по-японски. Даже когда он побежден, я еще долго получаю удовольствие и крепко сую его в себя. Наконец я без сил и остаюсь на песке поперек него, и все мое тело мокрое от пота, даже волосы, которые липнут к лицу. Уй-юй-юй, я раньше никогда не дрючилась с привязанным любовником, но это так хорошо!
В тот же день, когда я освобождаю Эсмеральду из ловушки, она без чувства и на вид почти мертвая оттого, что висит так долго за ноги. И, конечно, я ругаю себя за беспечность, но я тащу ее на пляж и в дом, и после единственной ночи она вполне живая и с тем же плохим характером.
После, в течение очень многих месяцев, видя два раза сезон дождей, мы вместе на этом острове, иногда хорошие приятели, иногда меньше, и никогда мы не видим нашими глазами корабль в великом океане или самолет в небе. Мы ничего не знаем о войне, и она, может быть, кончена, и мои соотечественники победители или, может быть, нет. Я поднимаю на пляже флаг моей страны, как следует подправленный красным, потому что он изношен Эсмеральдой на мытье хижины, и я тщательно стерегу моих пленников, следя за ними с автоматом.
Правда в том, что после первого сезона дождей я очень жалею, что это не я пленница. Те двое, пускай и привязанные, отдыхают на пляже, и ходят в воду, и с желанием едят мою еду, и играют в карты, которые они делают из моей бумаги для рисунков, а я должна и резать бороду Фредерика, и всегда бегать от одного до другой, когда они разделены – просто потому, что Эсмеральда хочет пи-пи, и сто раз в день каждый просит меня освободить его от браслетов, чтобы сделать что-нибудь вроде почесать свое ухо, и сто раз в день я их освобождаю, и сто раз в день я их опять связываю. И это еще не все. Если они ссорятся, я уже не знаю, куда бежать, и что говорить, и что делать. И всегда-всегда я должна бегать. Чтобы пойти в джунгли за едой, чтобы дать дерево огню, чтобы вымыть мое тело в океане, прежде чем они просыпаются, чтобы вынести нечистоту наружу, когда они спят. И еще я должна чистить дом, и копать для питейной воды, и рубить деревья топором. Дни недостаточно длинные, а ночами я сплю глазом справа или глазом слева, но никогда двумя вместе.
Фредерик часто сильно хочет меня, и я веду его под дом, чтобы Эсмеральда не видит нас своими глазами, потому что однажды ночью она просыпается, и видит нас, и орет нам перестать. Но я совсем близко от удовольствия и не хочу переставать. И тогда она говорит:
– Мерзкая свинья, разве это хорошо, когда тебя так истязает твой боров?
И много других колючих вещей, от которых Фредерик только смеется, а я теряю мое удовольствие. Даже и под домом, когда она слышит мои крики, потому что я громкая и показываю Фредерику семь бельевых прищепок, она стучит браслетами в пол и зовет: