Любимые не умирают
Шрифт:
— Хватит мне терпеть! Пройду обследование и пусть тебя заберут отсюда в клетку! И про свекруху все скажу. Пусть с обоими разберутся.
— Ты что дура? Звезданулась часом? Что несешь? Иль голова с похмелья пухнет?
— Ага! Трещит проклятая!
— Так похмелись!
— Твоей ворованной? Не хочу! Сама куплю! Я хоть и деревенская, сермяжная и косорылая, но руки нигде не замарала, совесть чистая!
— Дура ты стоеросовая! Про совесть ни тебе бухтеть! Влезла в мамкину квартиру и ее же паскудишь! Кто ты после этого? Сущая свинья!
— Ты куда намылилась? — встал перед нею Колька.
— Какое твое дело?
— Жена обязана отвечать мужу!
— На работу иду!
— Ты опоздала...
— Ничего, после смены отработаю.
— Димку сама заберешь или мне взять?
— Выручай. Не то снова ругать меня будут. Колька из окна проследил, куда пошла баба,
на работу или в милицию?
Катька подошла к автобусной остановке, оглянулась, увидела Кольку в окне, поняла, что боится мужик, усмехнулась едко, вошла в подоспевший автобус, увидела, как муж отошел от окна, успокоился.
— А стоило б проучить заразу, чуму облезлую. Но это от меня никуда не денется. Если будет доставать, сдам ментам. Пусть свекруха пеной захлебнется и подавится желчью. Я их обоих в болото столкну! Вот только деревня меня никогда не поймет. Проходу не станет. Ладно бы Колька! За свекруху не простят. А и за мужика тоже. Ведь расписались. Ребенка узаконил. Чего еще бабе желать? Нет, не стоит сдавать мужика ментам! — решает Катька.
Вечером, вернувшись с работы, глазам не поверила. Ужин на столе, в квартире убрано, пеленки постираны, Димка спокойно играет в своей кроватке.
— Отпуск мне дали! — объявил Колька и позвал Катьку за стол.
— Давай похмелись. Специально для тебя вино взял! — откупорил бутылку.
— Не хочу!
— Почему? С другими пьешь, а со мной брезгуешь?— обиделся мужик.
— Мне плохо было, не хочу...
— Это от перебора. С рюмки ничего не будет. Если ты со мной понемногу выпивала бы, я никогда не приводил бы друзей. Ну не могу пить в одиночку, нужна компания. Если составишь, никого из чужих больше не притащу.
— Обещаешь?
— Слово даю!
Баба выпила. Стала есть. Колька рассказал жене, что впервые ему дали отпуск летом, и он сумел помочь Катьке по дому.
— Хотел к матери съездить, посмотреть, как она там в деревне управляется, может помочь надо в чем-то, но захотелось дома побыть, с вами.
— Не бреши! Тебя сегодня судили!
— Откуда знаешь? — изумился Колька, чуть не подавился борщом.
— Охранник наш всегда в суды ходит. Ему днем делать не хрен. Вот и стал зевакой, про всех знает. Он и доложил, что нынче вас судили, всех четверых за грабеж ларька. Тебе год условно дали. А тем сроки выпали. Двоим по два, одному год заключенья присудили. Тебе меньше всех, потому что Димка маленький, и я имеюсь, а еще характеристику тебе с работы дали хорошую, от твоего завода юрист тебя защищал. Все это выручило. Так вот оказался на воле. А дружбанов твоих повезли
— Все вызнала, Оглобля! — качал головой Колька. И предложил:
— Давай еще по рюмашке, за мою волю.
— Согласная! — взяла рюмку баба и выпила залпом, снова с жадностью налегла на еду.
— Теперь нас две деревни харчить будут. Моя мамка не станет сидеть сложа руки. Звонила сегодня. Говорила, что парники поставила, посадила перец, огурцы и помидоры, а на будущий год клубнику для Димки разведет.
— Не надо! У моих полно! Лучше бы она с Димкой дома была. Ведь уже на пенсии. Чего дурью в деревне мается?
— Никто ей не указ! Где хочет, там живет. А и не заводи меня, пока по соплям не получила. Я матери не судья. Да и не уживетесь с ней в одной квартире. В первый день побрешетесь вдрызг.
— Пусть не заводит и не достает! — огрызнулась Катька, добавив:
— От Димки нос затыкала, теперь по жопу в говне застряла, жаба вонючая! — слетела со стула от затрещины.
— Сколько тебе говорить, не тронь мамку! Не то жопа зубастой станет! — прикрикнул Колька и велел Катьке сесть за стол. Та, хлюпая носом, подошла:
— О ней слова не скажи! А когда она меня изгадила, словом не вступился. Тоже мне мужик! — заревела громко.
— Она мать!
— Я тоже!
— Ты должна слушаться ее во всем и не хамить, не грубить!
— Пусть не вынуждает и не нарывается!
— Уж большей хамки, чем ты в свете нет! — стукнул по столу кулаком.
— Не выделывайся. Сам знаешь, ты на крючке в милиции. Одно мое слово, тебя тут же сгребут в клетку!
— Сколько можно мордовать и брать меня «на пугу»,— вырвал Катьку из-за стола и, зажав в углу зала, бил безжалостно, приговаривая сквозь зубы:
— Вот тебе за мамку! А это за милицию и клетку! Получай, курвища, подстилка, дешевка, страшилище из хлева! Косорылая свинья! Захлебнись своим говном!
Колька месил бабу, пока не закричал Димка. Катька еле доползла к сыну.
— Господи! Убери меня с этого света! Как меня ненавидит этот подлый козел! Всякий день колотит. Избавь меня от него! — кормила сына, тот начал капризничать, срыгнул, заплакал.
— Успокойся, сынок! — просила женщина. Но ребенок не умолкал.
Больше часа носила на руках малыша, пока он уснул. А когда вышла на кухню, Кольки там не увидела. Он снова был во дворе, выпивал с соседями.
— Ты ж обещал мне...
— Не приводить в дом! И никого не приволок. А то, что выпил, сама виновата. Не наезжай! Иначе худо будет! — пошел на диван и спал там до утра.
Катька утром выпила рюмку вина. Уж очень болела голова. Кое-как дожила до обеда. Бабы поняли, налили рюмку водки, дали кусок сала, огурец. Через час Катьке полегчало. Забрав вечером сына из яслей, вернулась домой. Кольки не было и женщина, положив сына в койку, стала убирать, готовить, стирать, крутилась на одной ноге, чтобы все успеть сделать. И получилось. Едва присела к сыну, вернулся муж.