Любимые не умирают
Шрифт:
— Димка чует, что едет к своим, домой, где все его будут любить. Не назовут козлом и придурком, не пригрозят, что надерут уши и задницу. Малыши только с виду маленькие, а душа у них взрослая. Иногда старше, чем у мужиков. И людей они чувствуют безошибочно. Не любят злые руки, от каких нет добра и тепла. Потому, кричат. Протестуют по-своему. Да и мыслимо ли, чтоб родной отец на сына жаловался? Но вот случается. За что же любить такого? — вздохнула Катя.
— А и верно,— согласился Борис, подумав. Остановив машину перед домом Катьки, добавил погрустнев:
— Терпеливая ты женщина, мы все Кольке завидовали,
— Он уже потерял свое. Хотя уверен, что женщин на его век хватит и он всегда будет любим, а самому любить необязательно.
— Ой, как ошибается! — вздохнул Борис.
— Ну, мне пора. Спасибо тебе! — поблагодарила женщина человека и, бережно держа сына, вышла из машины навстречу матери, спешившей к приехавшим.
Катя не могла нарадоваться, Димку словно подменили. Он уже не кричал ночами напролет, подолгу спал, полюбил купаться и спать в саду под пенье птиц. Охотно шел на руки к родне, ни у кого не капризничал и не боялся. Катька радовалась этим переменам и сама понемногу успокаивалась. Если она и скучала по городу, то только о своих женщинах с комбината. О муже и свекрови вспоминать не хотела. Она действительно отдыхала от них. Родные старались не напоминать о городе и долго не расспрашивали, как ей там жилось. Конечно, мать поделилась с отцом увиденным и услышанным, но она побыла в семье Кольки совсем немного, хотя и этого хватило женщине. До самого приезда Катьки не могла спокойно уснуть. Уж чего только не передумала. Сколько раз пожалела, что отпустила Катю с Колькой в город. Уж как не понравился, никому не пришелся по душе человек, какого пришлось назвать зятем.
Он с самого начала повел себя так, будто облагодетельствовал семью, женившись на Катьке. Колька не просил руки дочери у родителей, как поступали все. Говорил о гражданском браке, хвалился матерью, квартирой, друзьями и связями. О себе рассказывал скупо, мол, работает электриком, зарабатывает неплохо, на жизнь хватает.
Ольга Никитична еще тогда, усадив зятя за стол, поняла, что тот любит выпить. Но особо не понравилось семье то, что Колька любил похвалиться. Чтоб понять зятя, ему щедро наливали в стакан и человек, захмелев, развязал язык.
— Катька, не выходи замуж за этого полудурка, откажи ему, подожди свое. Уж лучше одной жить, чем с этим козлом. Ведь он никчемный дурак, трепач и выпивоха.
— Я люблю его! — отвечала девка всем.
Как сам Колька относится к девке, он так и не признался.
Обидело Катькину родню, что никого из них не пригласил зять к себе в город, в гости. Обронил, что выдергивает девку из говна, а в городе сделает из нее человека, культурную женщину. И Катька будет безмерно счастлива.
Ему не поверили. И провожая дочку, Ольга Никитична сказала ей, отведя в сторону:
— Коль не склеится, вертайся обратно без раздумий. Не держись до последнего,
— Мамка, зачем такое говоришь? — отшатнулась Катя в испуге.
— На всякий случай. Знай, мы от тебя никогда не откажемся и не отвернемся. В беде не кинем.
Катя никому из деревенских не пожаловалась на свекровь и Кольку. Но люди и без слов поняли, тяжко ей пришлось в городе. С таким крошечным малышом в деревню приехала. Значит, свекруха отказалась помогать невестке растить внука. Оно и мужик не лучше, если отпустил из города обоих. Покой понадобился, устал от мальца, а значит, не любит сына и женой не дорожит, не беспокоится о них, себя уважает.
— Мы даже в лихолетье сами детвору свою растили, никому не отправляли, хотя и не по одному дитенку рожали. Сами всех поднимали на ноги и поныне ни за кого не совестно. Бабки внуков доглядывали, а молодые на хозяйстве работали, меж собой не лаялись. Свекрухи матерями были у невесток, молодые семьи берегли, учили разуму. А нынешние вовсе сдурели. Никакого стыда не знают. Не успел дитенок на свет выкатиться, его уже с глаз подальше отправили, чтоб самим от мороки и забот уйти. Запамятовали, что детвора растет быстро и помнит все...
— Ништяк, Ольга Никитишна уже троих внучат растит. При себе их держит неотлучно. Вместе с ими и этот выходится,— судачили старики.
Катька, едва приехав, сразу впряглась в работу. Дома и на свинарнике дел всегда хватало. За работой некогда было вспоминать о городе. Все неприятности с Колькой и свекровью показались мелкими, смешными.
— И чего я переживала дура? Надо было сразу домой вернуться,— думает баба.
Только деревенские девки ехидно посмеивались над Катькой. Каждая считала, что она сумела бы ужиться в городской семье, взять Кольку в руки и все были бы довольны и счастливы.
— Катька сама виновата. Девка не должна вешаться парню на шею...
— Так они не разбежались. Она в деревню только ненадолго! — спорили другие.
— С ребенком приехала, а значит, оба надоели, захотел отдохнуть от обоих, а может, вздумал избавиться насовсем.
Катька через неделю забыла о городе, возвращаясь домой с работы, покормив Димку, ужинала и ложилась спать. Ей перестали сниться сны, ничто ее не тревожило и не будоражило. Она и не думала звонить домой в город, как вдруг в конце второй недели к дому подъехал Борис и из его машины выскочил Колька. Он вошел в дом незамеченный никем. Удивленно огляделся по сторонам. В доме было так тихо, что мужику показалось, будто здесь никого нет. Он пошел по комнатам. Увидел спящего сына. Возле него сидела с вязаньем в руках теща, рядом двое мальчишек — старшие внуки, собирали из конструкторского набора замысловатый дворец. Катьки дома не было, хотя во дворе уже темнело.
— А где это моя стерва до сих пор шляется? — спросил Никитичну. Та, глянула на зятя, лицо мигом собралось в морщинистую фигу. И теща ответила зло:
— У нас никто не шляется и не бездельничает. Все работаем. И Катя при деле, как всегда.
— Это при каком таком деле? — прищурился Колька недоверчиво.
— В свинарнике отцу помогает.
— А почему не с сыном?
— Ты-то что за указ здесь? Сами знаем, кому где быть! Чего ты приперся на ночь глядя? — спросила теща хмуро.