Любимые не умирают
Шрифт:
Катька, узнав о том, что Остап сумел уйти из-под стражи, испугалась ни на шутку. В городе об этом человеке ходили разные слухи, один другого ужаснее. Говорили, что этот бандит, остановив банковскую машину, как цыплят, перестрелял всех инкассаторов вместе с водителем и, забрав все сумки с деньгами, скрылся с глаз в ту же секунду. Его нигде не могли поймать. Не нашлось и свидетелей. Остапа никто не успел приметить и описать внешние признаки. А и кто решился бы связаться с ним? Подставить себя под пулю уголовника не хотел никто, и свидетелей ограбления не нашлось.
Говорили, что
Больше других говорила о нем старая уборщица банка, какой ограбили через два дня после инкассаторской машины.
Старуха тарахтела, что этот бандит переоделся в женщину, вошел в банк незадолго до конца рабочего дня, да так и не вышел оттуда. А утром охрана, пришедшая на смену, увидела в коридоре трупы двоих ночных охранников. Они были зарезаны, лежали в луже крови. Телефонная связь была повреждена, а потому сообщить в милицию о случившемся долго не могли.
Следователи внимательно осмотрели место происшествия, дотошно описали его. Но не сумели понять, кто смог проникнуть в банк, забрать громадную сумму и исчезнуть, не оставив после себя никаких следов и отпечатков. Сразу стало понятно, что здесь поработали профессионалы. И конечно, это ограбление банка далеко не первое на их счету.
— Кто ж здесь отметился? — посмотрели в картотеку и вскоре вышли на след Остапа.
— Этого голыми руками не возьмешь! Отстреливаться, защищаться будет до последнего! Ничто его не остановит,— понял следователь.
Целую неделю выслеживали Остапа оперативники. Взяли внезапно, когда тот возвращался из ресторана темной, безлюдной улицей. Тут решили взять мужика, но Остап почувствовал опасность, нырнул в первый же подъезд, решив убедиться в своих предположениях о погоне и слежке за ним. Он и впрямь не знал, что именно в этом подъезде живет Колька. Зато о том знал следователь, и оперативники загнали Остапа в угол. Тот раскидал их и бросился убегать. Не ожидал, что ребята откроют по нему стрельбу в жилом районе. А они стреляли прицельно и ранили Остапа в ногу. Тот пытался сбежать, но не смог...
Его доставили в отдел злого, ощетинившегося, он морщился от боли в ноге и материл всех ментов последними словами.
Отвернулась от мужика Фортуна. Это ж надо так погореть? Ну почему пошел именно этой дорогой? Ведь мог смыться через служебный выход из ресторана. Он не знал, что был обложен со всех сторон.
Он не ожидал подвоха от Кольки, какому немало помог на зоне, запретив зэкам прикипаться и травить мужика. Он посчитал недостойным загонять в угол беспомощного, жалкого человека и сделал королевский жест, приобщив, приняв Кольку за равного другим. Зачем это сделал? Нашло на него, пожалел. И с того дня отдавал Кольке половину из того, что посылала ему на зону мать — Евдокия Петровна.
Мужик и такому исходу был рад, знал, что многие и это не получали, все оседало у Остапа. А уж как он распорядится, не знал никто. «За крышевание» Остапу платили все. Получки, посылки отдавали безропотно. И только Колька оставался не ощипанным. Он всегда имел свое. Пусть половину содержимого посылки ему возвращали
На зоне, в своем бараке, все зэки были обязаниками Остапа. Он с любым мог расправиться, унизить, опозорить, выкинуть, не приведись провиниться, влетали зэки на разборку, на пытки и мученья. Остап был изощренным мародером. И Колька не случайно опасался его. Но это было на зоне. На воле все изменилось. Тут Колька почувствовал себя в безопасности. И все ж, увидев Остапа в туалете, струхнул. Тот прощупал мужика, понял, что добровольно он не станет «доиться», не поделится наваром и не возьмет к себе хотя бы на первое время. Про должок за крышевание Колька забыл, сделал вид, что не понял, о чем идет речь. Когда Остап пригрозил разборкой, вывернул Колька пустые карманы и сказал:
— Хоть режь, иль стреляй, кроме анализов ничего не получишь...
Пообещал через пару недель что-нибудь наскрести, если получится. Остап в тот день ответил:
— Свой долг головой вернешь. Я тебя и на погосте надыбаю. Знаю, там твоя баба! Она за тебя в залоге!
Колька далеко не все рассказал Катьке. Да и попробуй, поделись! Она тут же к ментам поскачет. А эти не столько помогут, сколько навредят. На жену не полагался. И все ж боялся за свою Оглоблю и после разговора с Остапом сам встречал Катьку с работы.
Первую неделю баба шла, прижавшись к мужику. Она боялась каждого встречного, прохожего. Ей все казались бандитами. Ведь вот и нищая, собиравшая милостыню у ворот кладбища, рассказала, что и к ней приходили ворюги. Средь ночи вломились к бабке в хилую, гнилую избушку, все перетрясли, повывернули, поставили на дыбы. Искали деньги, но ничего не нашли.
— Даже меня буквой зю загнули. Трусы с меня сдернули, я испугалась, что силовать будут. А они рассмеялись:
— Не твое это счастье, старая лоханка!
— Тряханули все мое нижнее и ушли матерясь. Хорошо, что за икону не заглянули. Иначе оставили б без куска хлеба. У тех иродов совести вовсе нет. Хоть старого иль малого, не сморгнув, обидят нехристи! Даже на мое позарились...
Продавщица магазина пышнотелая, румяная баба тоже охала. К ней перед самым закрытием мужик вошел. Она его за покупателя приняла, за последнего. Других людей в магазине никого не было. Ну, Зина разулыбалась, обслужить человека приготовилась. А он ей всю пятерню в сиськи запустил и, легонько дернув, снял с ее шеи крестик и кулон.
Баба ахнуть не успела, мужик уже на улицу выскочил. Куда он побежал, попробуй, сыщи, если ей еще прилавок оббежать надо. Конечно, когда выскочила, того мужика и след простыл. Ох, и наревелась баба.
Теперь не надевает на работу драгоценности, от покупателей держится подальше, чтоб никто достать не мог.
Катька купила два сотовых телефона. Себе и Кольке, чтоб в случае чего дать знать друг другу об опасности.
Колька даже разозлился на бабу. Ишь, в какие убытки вогнала, а зачем? Но сын переубедил, сказал, что мать поступила мудро и своевременно. Защитил Катьку, сказав, мол, теперь они будут всегда на связи друг у друга.