Любимые враги
Шрифт:
Их растерзанные останки лежали у лап желтого кривоногого полуметрового крылатого псевдоптерозавра довольно мерзкого вида.
Златка, увидев сие, заливисто захохотала.
А я от такой наглости ничтожнейшего из представителей кобонковской фауны даже слегка оторопел.
Ну а бессовестный пожиратель чужих фруктов отправил длинным языком себе в пасть остатки дыни, ехидно поглядывая своим единственным глазом на меня, и довольно хрюкнул.
«Так и будешь рот разевать? — раздался в голове у Семена лязгающий металлом раскатистый
— Поше-е-е-л во-о-о-н, подле-е-е-ц! — гаркнул я — и на незваного гостя в своей голове, и на нахального уродца, сожравшего подарок от Златки.
Я мигом вскочил на ноги, чтобы хорошенько наподдать пакостному зверенышу сапогом.
Однако зарвавшийся уродец тут же смекнул, что к чему. И, испуская из своих пахучих желез облачко желтоватого вонючего газа, мигом ретировался в близлежащие кусты, избежав таким образом жестокого битья.
— Семен! Такая райская птичка… А ты орешь на нее.
Блин, а Златке почему-то этот зверек, похожий на ощипанного и покрытого зеленым пластилином какаду, понравился.
— Это чудище, по-твоему, «птичка»?! — вознегодовал я. — Да еще «райская»?!
Златка кивнула, подтверждая свое мнение о гадком пожирателе чужих фруктов.
— Да, именно чудище! — я сверлил негодующим взглядом ветки куста, за которым укрылся негодник псевдоптерозавр. — Ты ничего не понимаешь в этих гадах!
Златка негодующе фыркнула. И надулась.
Мне с ней ссориться не хотелось (да и было бы из-за кого — из-за какой-то местной крылатой твари, которая ко всему прочему и летать-то толком не умеет). И я повернул русло разговора в иную сторону:
— Но в Саркофаге, барышня, сидит гораздо более опасный монстр. В сравнении с ним, даже твоя птичка, самым подлым образом умявшая продукты, несомненно — райская.
— Ну да!?
— Шролл способен уничтожить всех нас.
— Сенечка, ты говоришь чушь! У нас есть мощное оружие. Если Шролл начнет безобразничать, его тут же раскурочат чрезвычайники.
Дама моего сердца не могла поверить, что «Апельсиновке», на защиту которой в любой момент могли встать тысячи воинов, вооруженные техникой и боевым опытом, может что-либо серьезно угрожать, кроме землетрясения или падения метеорита. Более того, Златке и в голову не могло придти ничего более страшного, чем отключение воды на станции или пожар на каком-либо из ее объектов.
— Да, на первый взгляд — мы вооружены получше кобонков, — признал я. — Но и Шролл уже не тот.
— Как это?!
— Я с помощью домашнего компа провел ретроспективный анализ выхода Шролла в его последнем, шестнадцатом, воплощении. Кобонки, как обычно направили свою технику на Саркофаг, а главные удары по ним были нанесены вовсе не оттуда, а из тысяч других мест на планете. То есть основная ударная сила Шролла заключена отнюдь не в Саркофаге. Я уверен, что в свое предыдущее, пятнадцатое, явление Шролл внедрил в литосферу заначки…
— «Заначки»?
— Я имею ввиду нечто вроде саморазвивающихся
«А может быть, я действительно вялотекуче сошел с ума и все это придумал?» — вдруг засомневался я, не переставая посвящать Златку в свои мысли по поводу Шролла.
Я вспомнил об ужасных видениях, которые все чаще и чаще вторгались в мои сны, а временами — и в бодрствующее сознание.
Не это ли — яркое свидетельство безумия? Точнее — если это не свидетельство, то каким же оно тогда должно быть?
Я умолк.
— Жаль, Сенечка, что тебя не хотят слушать.
По-моему, Златка не лукавила, ей действительно хотелось, чтобы труды ее возлюбленного не пропали зазря.
— Нет пророка в своем отечестве, дорогая моя, — театрально вздохнул я. — Даже своим ребятам не могу толком ничего объяснить. Жуй меня не поймет. Шурик поймет, но не так, как надо. А Коста, тот, хоть и как надо поймет, зато ни капли не поверит. Только ты на всей нашей станции меня понимаешь и мне веришь, Златка. И за это тебе огромное спасибо.
— С тобой что-то происходит, — задумчиво произнесла Златка. — Не знаю только, что именно… Ты стал другим.
— Ну да?! — притворился я удивленным, сразу же вспомнив: «…Имеются все признаки вялотекущей шизофрении». — Каким же именно?
— Раньше ты постоянно был зациклен на своих личных проблемах, постоянно жаловался на происшествия, случавшиеся лично с тобой. А теперь ты грудью лечь готов за нечто, напрямую тебя не касающееся.
— Считаешь, я был назойливым нытиком? — нахмурился я.
— Да нет, — поспешила успокоить меня Златка, — даже когда ты ухитрился сломать себе обе ноги, упав в коллектор, ты больше ругал начальство, нежели судьбу.
— Значит, я не был нытиком?
— Никогда! Ты, Сеня, всегда мужественно нес свой крест, даже если твой путь проходил через медсанбат.
Я гордо расправил плечи и самодовольно улыбнулся: мол, да, я именно такой — весь из себя мужественный и твердый духом.
— Я о другом хотела сказать, — Златка поднялась, поскольку сидя ей было неудобно разговаривать со мной, ведь я расхаживал перед нею, размахивая руками.
Я взял Златку под руку. И мы медленно двинулись вдоль канала (в сторону, обратную той, где продолжал наслаждаться кишащими в воде зверюгами Колобок).
— И о чем же ты хотела говорить? — спросил я.
— Прежде тебе постоянно не везло, — констатировала Здатка.
— Ха! Можно подумать, что сейчас мои дела пошли в гору. Начальство меня ненавидит. Техника ломается. Товарищи не понимают. Собранным мною данным по Шроллу никто не верит. Даже местное зверье беспардонно тырят у меня жратву. Кормежка в столовой отвратительная. Жара доканывает так, что порой вижу глюки.