Любимый с твоими глазами
Шрифт:
Тем временем, пока я веду нешуточную битву с самой собой, Олег ерошит волосы на затылке, а меня снова простреливает — битва на потом, я ведь прекрасно знаю этот жест. Давид также делает, когда растерян, и у меня такой диссонанс. Я ненавижу Олега — это факт, но сразу же смягчаюсь. Как можно ненавидеть кого-то, кто по сути своей, часть того, кого ты любишь больше всего на свете?
Ну твою мать, Алиса, блин…
Вздыхаю и подхожу к столу, но медлю. Не хочу я строить никаких мостов к нему, а строю…Присаживаюсь на краешек стула и туплю взгляд. Олег за мной наблюдает. Я это тоже чувствую, да и понимаю прекрасно — ждет, что я сделаю дальше, но это, прости, все. И так много. Ты и этого не
А ведь надо с чего-то начать. Не ради него, ради моего малыша — надо. Олег ведь, по правде говоря, не мастак вести душевные разговоры, да и вообще говорить — не его сильная сторона. Таких называют «солдафон». Прямой, четкий и лаконичный. И мне вот интересно…каково такому, как он, было врать мне в глаза о том, чего никогда не было? Я ни разу так и не спросила — страшно было, а сейчас и смысла будто нет. Его действительно нет.
– Ты хочешь поговорить о Давиде, - помогаю (зачем-то), он в ответ снова медлит, но подходит и садится на свое место.
К сожалению, как бы я не отбрыкивалась, это место его. Оно так до сих пор никем и не было занято, а мне страшно, что не будет. Ой как страшно…
– Спасибо, - тихо благодарит (зачем-то), я глаза закатываю и перевожу их в сторону окна.
Ненавижу это в нем. Его эти вечные, оленьи глазища! Я столько раз задавалась вопросом, ну как…как в одном человеке может сходиться вдруг две абсолютно диаметрально разные противоположности? Подлость и благородство? Вранье и честность? Сила духа и слабость? Я ведь Давиду не врала: Олег не плохой человек. Наверно в этом и ответ — он просто человек. Я могу понять, почему он так поступил…Запрещаю себе понимать, правда, но отделаться от мысли, что если бы не его дебильный братец, он бы так никогда не поступил, нет. Совесть не позволила бы, а она у него есть, мне ли не знать. Знаете, иногда, чтобы понять человека, которого ты понять не можешь, можно попытаться, если посмотреть на его работу. Как начальник Олег превосходен. Не в плане его деловой хватки, я сейчас не об этом говорю, а об отношении к людям. Он ко всем с огромным уважением обращается всегда. Будь то топовый архитектор или уборщица баба Клава — всех всегда по имени отчеству называл (кроме нее, конечно же, но она его буквально заставила), всегда поздравлял с праздниками. Он — единственный на моей памяти человек, который на праздники дарил подарки и выделял премию. Я им на каждое восьмое марта гордилась, аж лопалась, когда ночью нам привозили огромную охапку тюльпанов — каждой работнице. И конфеты с конвертиком. Поэтому, когда он уехал в Москву, все по-настоящему переживали это, как личную потерю — я то знаю. Мне говорили.
Я же не просто так была в него влюблена так сильно. Не из-за внешности, хотя чего тут отрицать? И она тоже играла свою роль, но больше за то, что он так старательно прячет за всей своей внешней холодностью — не такой он на самом деле. А может, это снова мираж? Может быть, хотел только таким казаться? Может быть, на деле он не глубже лужи во дворе? Я-то его колодцем вижу. С плохим и с хорошим, но колодцем с огромным внутренним миром, который меня тянет, как путника в пустыне. Я ведь знаю — мне спрашивать не нужно — он бы никогда не влез во всю эту историю по низким, гадким причинам типа денег или власти, как мой отец. Знаю. Если бы не Сережа, мы бы не поженились никогда…Было бы гораздо проще ненавидеть его, если бы не этот факт, и, может быть, если бы не он, я бы Олега и близко не подпустила к ребенку. Я бы его и не любила так…
Но у нас есть на руках только те карты, что выдала жизнь, поэтому я вздыхаю и пытаюсь с собой примириться.
– Давай уже закончим побыстрее, я устала.
– Я хочу с ним познакомиться.
– Ты уже это сделал.
– Не так. По-настоящему.
Киваю пару раз. Это вполне логично, что тут скажешь? А он вдруг тихо спрашивает.
– Чего ты так боишься, Алиса?
Я не могу поднять глаза в ответ, потому что сейчас точно разрыдаюсь. Гипнотизирую вместо того его яркие часы. Золотые. Дорогие, даже слишком. Как у моего отца в свое время. Папа всегда говорил, что часы для мужчины — показатель статуса. Для того, чтобы продемонстрировать свое состояние, не нужно носить броские вещи, как тот же Семен, или ходить и сорить деньгами — вульгарно уж слишком. Достаточно надеть хорошие часы и начистить ботинки — вот и весь рецепт. Олег это правило освоил отлично. Он не выглядит аляпистым или несуразным, он выглядит правильно, чтобы сразу понять — такой мужчина способен на многое. А что я? Я теперь никто и звать меня никак…
– Алиса? Ты меня слышишь?
– Я боюсь, что ты его заберешь.
Выпаливаю, как на духу, потому что мне просто необходимо услышать ответ: да или нет? Мне надо бояться вообще? Надо готовиться? Может быть, обратиться к юристу? Нет, правда, я хочу получить прогноз, чтобы быть во всеоружии.
– Да ответь ты наконец, хватит нагнетать!
– не выдерживаю и сразу же получаю то, чего так желала.
– Я понимаю, что в прошлом поступил, как конченный гандон, и понимаю, почему ты…Алис, я правда понимаю…
Отвечает тихо, но твердо, и я наконец смотрю на него — Олег как будто уязвлен моим вопросом? Но ты, блин, серьезно?! Что мне еще думать-то?!
– Но я бы никогда не забрал у тебя ребенка.
– Ты теперь все можешь, а я ничего. Как и тогда, конечно, но…
– Пожалуйста, прекрати.
– А что мне еще думать, Олег?
Я впервые произношу его имя, и оно жжет мне губы. Резко и сразу пялюсь на свои пальцы и хмурюсь. Нет, правда ведь жжет. Дурацкая психосоматика…
– Я его не заберу.
– Обещай мне.
– Я тебе обещаю, Алиса.
Выдыхаю. Немного отлегло, но на всякий случай решаю закрепить — смотрю и твердо заявляю.
– Если попробуешь, имей ввиду — я тебя убью.
Олег вдруг смягчается и улыбается слегка, кивает.
– Верю.
– Я серьезно.
– Я тоже.
Ненадолго повисает короткая пауза, во время которой я хотя бы немного расслабляюсь. Олег дает мне паузу, так мне видится, ведь дальше спрашивает так…знаете? Невзначай.
– Раз с этим разобрались…Что он любит?
– О нет. Шпаргалку захотел?
– Не помешала бы.
– Извини, дорогой — сам, - усмехаюсь, он в ответ тоже.
– Подсказку хоть дашь?
– Он любит животных. Очень.
– Объемная подсказка.
– Узконаправленная, но какая есть. Если ты хочешь его узнать, тебе придется приложить для этого усилия и найти к нему подход.
– Судя по всему — это непросто.
– Если его не провоцировать, то нет.
Так. Стоп. Что происходит?! Почему я улыбаюсь сижу?! И он! Что это он тут растекся, блин?! Прекрати! Чертова кухня — все она. Как будто флюиды какие-то дурацкие…
Прекращаю, как и велела себе, закрываюсь от него.
– Уходи, пожалуйста. Хватит на сегодня.
– Да… - тихо отвечает, но потом поднимается вслед за мной, - Пора. Я завтра приеду к двенадцати, нормально?
– Да, мы уже проснемся.
– Хорошо.
Наблюдаю за тем, как Олег надевает начищенные до блеска туфли, и ежусь, он на это странно сразу реагирует и выпрямляется тут же во весь свой огромный рост. Так что даже свет мне закрывает — я снова в его тени. Так безумно захотелось от нее подальше отойти, будто даже ее касание меня дотла сжигает, но нет. Глупо это. Стою и смотрю в ответ — это по-взрослому.