Любимый с твоими глазами
Шрифт:
– Я ничего ему не «плела», как вы выразились.
– Но он уверен, что это его ребенок!
– Проведите с ним профилактическую беседу тогда. От меня что нужно?!
– Я хочу тест ДНК.
Ох, вы только на нее посмотрите. Она ХОЧЕТ тест ДНК. Мерзкая женщина. После общения с ней, придется в ванне отмокать целые сутки, и все равно чистым не выйдешь.
Первым моим порывом — послать ее на эти знаменитые три веселых буквы, но я вдруг останавливаюсь. Потому что знаете? Это ведь мой шанс. Шанс отделаться от Олега и ничего при этом не делать. По ее выражению лица, по ее горящим глазам и по ее ненависти, я понимаю — она ни за что не допустит, чтобы ее любимый сынок хоть краем мизинца касался меня и всего, что со мной связанно. Даже если это его сын. Ей плевать. Ей мой сын не подходит, потому что он мой, а не ее любимой Аленочки, а это значит…да, совершенно точно — тест будет липовым. Я почему-то сразу это понимаю. Наверно, потому что больше не тешу себя иллюзиями? А может, потому что слишком это очевидный сюжет прямиком с экранов из русских телесериалов? Любят они такое. Перчинки добавить. А Нина Андреевна очень любит эти телесериалы. Она задумала подставу, голову на отсечение даю! И я собираюсь ей подыграть…Олег, конечно, сделал собственный тест ДНК, но я сверху готова еще зуб отдать, что Нина Андреевна сможет его убедить. Она всегда могла. Она всегда его накручивала против меня. Спустя шесть лет анализа, я это наконец-то вижу. Помню просто, как после каждой его поездки «домой», он приезжал злой и на меня не смотрел — сразу в кабинете закрывался.
– Хорошо. Если вы настаиваете, я согласна.
Нина Андреевна на миг теряется. Что? Не ожидала? Не думала, что так просто будет? Наверно приготовила гору угроз и уговоров, но они мне не нужны. Потому что так лучше будет. Нет, серьезно. Без Олега будет лучше — и мне, и Давиду.
Олег
Алиса написала, что сегодня у нас не получится встретиться — она плохо себя чувствует, но я что-то слабо в это верю. Вчера буквально почувствовал порыв пронизывающего до костей ветра, который шел от нее — разозлилась? Расстроилась? Нужно время подумать? Ладно. Я отступаю. Алиса не хотела, чтобы Давид знал, но он знает, и теперь ей нужно к этому привыкнуть.
Окей, я понял.
Пока займусь делами. Поеду и посмотрю участки для матери, а потом заеду на фирму. Нужно забрать кое какие бумаги и переслать их в Москву. Вечером уже к ним, привезу ей лекарства. Усмехаюсь. Знаю же, что врет, но хорошо, я подыграю. С меня не убудет. Представляю ее выражение лица, и улыбка с моего не сходит, ширится только, и так вовлекает в себя эта немая сцена, что я не сразу замечаю — поймали.
Алена изучает меня, подняв брови, щурится. О чем, интересно, думает? Не знаю, но быстро прекращает. Слегка глаза закатывает и снова утыкается в свой ноутбук — пишет очередную статью? Или ведет расследование? Наверно да. Наверно что-то из этого.
Мы в квартире, снятой чуть поодаль от моих апартаментов, ждем маму. Она опаздывает, но когда я вижу ее, почему-то внутри странно напрягаюсь. Счастливая какая-то. Нет, не поймите меня неправильно, я рад, что она улыбается, но она слишком счастлива. Это меня настораживает. Может, Серега написал очередную байку о своих внезапных переменах? Или говорили с ним? Ладно. Плевать. Ее это дело — мне все равно ничего не расскажет, разве что с целью поддеть.
– Привет, мам.
– Привет, сынок.
Мама целует меня в щеку, улыбается Алене. У той на щеке след от ее помады, которую она пытается стереть незаметно — чисто из уважения, я знаю. Не ко мне, и даже ни к ней — исключительно к ее возрасту. Алена уже давно высказала свое мнение о моей матери, вряд ли что-то изменилось и вряд ли что-то изменится когда-нибудь.
– Вы светитесь, - все же замечает она, закрывая крышку компьютера, и снова не из-за того, что хочет этого.
Просто не хочет слышать очередной поток скабрезности. Мать к ее работе относится негативно. Считает, что Алена слишком много времени уделяет своим «статейкам», а женщина должна заниматься домом. Женщину, в нашей ситуации, это дико бесит. Меня бы тоже бесило, я понимаю — Алена слишком ревностно относится к тому, чем занимается, и я ее за это безумно уважаю.
– Ох, настроение просто чудо! Олег, нам надо серьезно поговорить.
Напрягаюсь еще больше. Да. Знаю. Ничем хорошим это все не кончится, а когда мать лезет в сумочку и достает лист А4, который двигает ко мне, вовсе внутренне как-то замираю.
– Открой. Почитай.
А мне и не нужно. По ее удовлетворенному, полному гордости и чувством выполненного долга лицу, я как-то сразу догадываюсь — дело в Алисе. Она примерно с таким выражением и сообщила мне, что у ее отца рак. Вот серьезно. Будто в ее жизни изменится что-то, если Чистовым плохо будет.
Так. Ладно. Что на этот раз?
Стягиваю листок и открываю его, чтобы не поверить своим глазам. Это еще один тест на отцовство, только отрицательный.
Таа-а-ак…
– Видишь? Видишь, сынок?! Я же говорила!
А мне становится смешно. Ага, понял, Алиса Степановна, понял. Вот почему вы вдруг «захворали»? Ждали именно этого? Когда мне сунут под нос отрицательный тест на отцовство? Я ведь на девяносто девять и девять десятых с миллионом значений впридачу, как в моем тесте, уверен — она знала. Алиса не дура. Значит, мать к ней приходила? И что же, госпожа Чистова, решили подыграть? Ну что я вам скажу? Вы — лиса.
Мать вдруг выдыхает. Она явно не так расценила мою реакцию из улыбки и тихого смеха, обрадовалась.
– Убедился?
– Ты была у Алисы?
– уточняю просто так, не знаю даже, зачем? Она кивает активно.
– Была еще как. Должна сказать, время ее не пощадило. А может, жизнь потаскала? Выглядит плохо. Вот Аленочка наша…
– Прекрати, - холодно, грозно прерываю ее, потом мну эту дрянь и кидаю в мусорное ведро, - Херня это все. Давид — мой.
– Олег, ты что, не видел результаты?!
– Я уже сделал тест, мама. Не знаю, откуда этот и совсем не хочу знать, если честно, где ты его взяла, но прекрати. Сейчас же.
– То есть ты сомневался?
– все равно напирает, но я улыбаюсь.
– Ни секунды.
– Олег...
– Мне не нужен никакой тест, я это знаю.
– Зачем же тогда делал, а?!
– Исключительно из-за Алисы, чтобы по носу ее щелкнуть.
– И как это понимать?!
– Да как хочешь, так и понимай. Давид — мой. Точка.
– Ну конечно! Просто ты знаешь, что она потаскушка и...
Сильно, резко грохаю кулаком по столу так, что с него валится чашка и разбивается о белый мрамор — мне плевать. Мама только вздрагивает, дергается, а потом глазами хлопает, и, черт бы ее побрал, так бесит! Я ее буквально ненавижу, если честно, поэтому даю себе время немного сбавить обороты. Если рот открою прямо сейчас — скажу все, что давно хотел, но сдерживался.
В руки себя взять удается через долгую, тянущуюся, как резина, минуту. Я двигаюсь к столу ближе, продолжаю смотреть матери в глаза и тихо, но холодно цежу.