Любимый с твоими глазами
Шрифт:
– Я сто раз говорил, никогда не смей говорить об Алисе так! Первое — она была мне хорошей, верной женой. Второе, она ни в чем не виновата. И третье, твою мать, она — мать моего ребенка! Еще раз услышу...
– Не виновата, значит?! А как же...
– Я СКАЗАЛ — ХВАТИТ!
– повышаю голос, и снова беру паузу.
Дышать аж тяжело, в груди печет. Честно? В одно позорное, стыдливое мгновение я вдруг понимаю своего отца. То есть, почему он бил ее. Ненавижу себя за эти мысли, но, черт возьми…они же есть…
– Это последнее
Резко встаю из-за стола, а потом иду на выход, где хватаю свою куртку, ключи от машины и покидаю эту квартиру. Не могу здесь оставаться. И знаете? Я даже рад, что Алисы нет дома — уехала, зараза мелкая. Я бы точно наворотил дел. Сейчас у меня есть время успокоиться, пока я сижу в машине у ее дома и смотрю на подъезд. Мне нужно быть спокойным. Нельзя ее пугать.
Алиса
Мы ездили к бабушке, и, черт, это был один из лучших дней! Она была так счастлива…мне было, конечно, стыдно. Нет, правда. Так, что я аж расплакалась, но это все равно прекрасное мгновение — оказаться в ее теплых, любящих руках, поговорить, познакомить ее с Давидом.
Он от нее не отходил вообще. Терся, как маленький котенок, разговаривал. Обязательно накормить надо! Раз в час бегал, собирал ей ягод. Она все улыбалась…
– Ты вырастила такого чудного мальчика, - прошептала мне на ухо, когда Давид в очередной раз убежал принести ей на этот раз стакан сока, - Такой он у тебя внимательный и ласковый. Прямо как ты. Очень на тебя похож…
– Спасибо, бабуль, но он больше на него похож…
– Ох, ну да, - закивала, - Когда любишь, всегда видишь отражение своего человека в ребенке.
– Я его…
– Алис, не надо, - мягко улыбнулась она и сжала мою ладонь, - Со мной можешь не храбриться. Я все понимаю. Знаешь же, не осужу.
– Он снова объявился, и я не знаю, что делать.
– Чего хочет?
– Говорит, что познакомиться с Давидом…
– А ты против?
– Мне страшно, бабуль.
– Почему?
– удивилась она, - Думаешь, навредит?
– Думаю, что ему надоест, и он снова сделает больно, но на этот раз ему.
Бабушка помолчала пару мгновений, потом посмотрела вдаль, слегка прикрыв глаза, и с еле заметной улыбкой прошептала.
– Иногда, Алисочка, как бы не было сложно — лучше дать шанс. Чтобы потом не жалеть, не думать, «что было бы, если бы…». Сделает он больно, не сделает — это вопрос, с ним потом будешь разбираться. А Давид у тебя сильный. Ты же сильная…
– Я кое-что сделала.
– Что?
– Позволила его обмануть, бабуль, - я коротко объяснила ей ситуацию, а в конце тихо призналась, - Мне теперь стыдно. И перед Давидом, и перед…ним.
– Вот и посмотришь. Если приедет — значит важно ему. Нет — туда и дорога. Бог не Тимошка, лисенок, разберется.
Глупое такое выражение, никогда его не понимала, но, кажется, и правда. Бог не Тимошка, чтобы это не значило. Когда я выхожу из машины и помогаю Давиду забрать с сидения ведерки с ягодами, чтобы не рассыпал, за спиной раздается голос.
– Не трогай.
И я замираю. Сердце так стучит, черт бы его побрал, и оборачиваться не надо — Давид транслирует моментально, кто это. Будто мне нужно вообще пояснять…
– Ты, конечно, папа, но приказывать завязывай. Ей так не нравится.
Тихий, бархатный смех, благодаря которому я становлюсь еще красней. Встаю плавно, что делать? Не продолжать же высиживать? Глупо это. А повернуться все равно сложно. Пару мгновений медлю, делаю, но в глаза посмотреть — нет. Вот серьезно. Это уже нет. Я пялюсь в пол, как нашкодивший ребенок, потому что мне действительно дико стыдно. Олег это видит и, знаете, наслаждается? Я на него же все равно поглядываю из-под опущенных ресниц — вон улыбается. Черт. Знает. Он все знает…
– Я донесу.
– Это…это просто… - мямлю, он перебивает, обращаясь к Давиду.
– Еще подарок тебе привез.
– Подарок? Какой такой подарок?
– вдохновленно, но не слишком, точнее притворно «не слишком» спрашивает сын, а Олег улыбается.
– Ягоды отнесем и снова спустимся — покажу. Согласен?
– Ну…
Давид с такой надеждой на меня смотрит. Хочет, но пока я согласия не дам, тоже не согласится, а что я могу? Разве вообще возможно отказать таким вот глазкам? Улыбаюсь и киваю ему, отдаю одно ведерко и указываю на подъезд.
– Конечно. Пошли.
Он так рад. Разворачивается и несется в сторону двери, аж подпрыгивая, я вздыхаю. Ну все. Все. Тут уже ничего не поделаешь — у ребенка появился отец. Наверно, будь он старше, было бы сложнее, но он пока, несмотря на все, малыш. Не понимает многого, не злится по-настоящему — не умеет просто. Это хорошо и плохо одновременно. Хорошо Олегу, ведь он его быстро примет, а плохо мне, ведь если я права — это разобьет его сердце.
– И тебе подарок привез, - вдруг тихо говорит бывший муж, от чего я вздрагиваю.
Слишком близко оказался. Внезапно так, знаете? Будто подкрался…
Смотрю ему в глаза, Олег улыбается шире.
– Лекарства.
Говорит так…с издевкой. И я не могу сдержать смешка и улыбки. Черт…А он еще добавляет…
– Если моя мать снова придет — ты сразу звонишь мне, Алиса. Сразу.
– Ты слышал сына? Не приказывай здесь, мне так не нравится.
– Я хорошо знаю, как тебе нравится.
Твою мать. Твою мать. Твою мать!!!
Я, кажется, увидела в его глазах тот же знакомый пожар, который лизнул мне внутренности и обжег их током. И эти проклятые мурашки…Господи…как же это возможно? Почему? Почему так? Почему спустя шесть лет, я по-прежнему так ярко на него реагирую, несмотря ни на что?