Любимый с твоими глазами
Шрифт:
Я не могу заснуть, ворочаюсь, а потом встаю и аккуратно выбираюсь из-под ручки сына, а теперь сижу на кухне и смотрю на этот белый прямоугольник, как на топор, который должен отрубить мне голову.
Господи, какой страшный, сложный выбор…
– Ты чего не спишь?
Вздрагиваю от голоса дяди Жени, который пришел так тихо, как тень. Улыбается этому теперь.
– Извини, что напугал.
– Да ничего…
Вздыхаю тяжело и снова смотрю на конверт, пока он наливает себе в чашку немного воды. Садится рядом.
– Об Олеге думаешь?
– Это так очевидно?
–
Дядя Женя косится на розы, и я сразу краснею — его это улыбает сильнее. Наверно действительно забавно? У меня есть ребенок, я взрослая женщина, а веду себя, как дурочка-школьница…
– Что это за конверт?
– кошусь на отчима, потому что не знаю, хочу ли говорить?
Ой. Да кому я вру! Хочу. Я дяде Жене доверяю, поэтому отодвигаю конверт, сама отодвигаюсь на спинку стула и сжимаю себя руками. Хмурюсь.
– Олег дал. Сказал, что внутри него вся правда.
– Интригует. Почему не откроешь?
– Мне страшно. Внутри нет ничего хорошего, одна только боль. В нашем прошлом ее очень много…
– Ааа… то есть это исповедь?
– Наверно да. Как вы думаете? Мне стоит ее прочитать?
Дядя Женя мерно качает головой, отпивает из кружки, а потом смотрит в глаза.
– Алис, я не могу тебе ответить на такой вопрос. Тебе решать.
– Вы бы прочитали?
Усмехается.
– Знаешь… мне отец когда-то говорил, что юность для того и дана — ошибки совершать. У некоторых они обычные, у кого-то посерьезней, но без них пройти жизнь невозможно.
– И что это значит?
– Что каждый имеет право ошибаться, Алис. Это нормально. Но оценивать человека по его ошибкам? Я бы не стал.
– В этом конверте все то, что он со мной сделал.
– О, я уверен, что внутри ты найдешь просто гору плохих поступков, но зачем ты хочешь их найти?
– Я имею право знать, разве нет?
– Имеешь, это бесспорно, только вот… Алис, давай на чистоту, ты же его любишь.
– Люблю…
– И ты его простишь.
Поджимаю губы, отворачиваюсь, а дядя Женя мягко смеется.
– Не хочешь произносить этого вслух? Понимаю. Гордость девичья, но мы же оба знаем, что так и будет. Мне хватило одного взгляда, чтобы увидеть: ваша история не закончена.
– Я боюсь, что ее никогда и не было.
– Как это не было? Подтверждение ее реальности спит в соседней комнате.
– Я имею в виду…
– Я знаю, что ты имеешь в виду, но судя по тому, что я видел — была и есть. Настоящая, более чем.
– И что же вы такого увидели?
– Что ты рядом с ним светишься, а без него тухнешь, - смотрю ему в глаза и вижу огромную нежность и мягкость, за которую мама его и полюбила — это подкупает, когда он двигается ближе и шепчет, - Я знаю, что он тебя очень сильно обидел. Знаю, что ваш брак — это полная катастрофа, но если он тогда врал, сейчас точно нет. Ни один мужчина не будет биться в закрытую дверь, если за ней нет ничего для него ценного. А Олег бьется. Ты, возможно, думаешь, что нет, но, поверь мне, человеку такому же застенчивому и немного дикому, он очень старается.
– Вы не дикий…
–
– Вы красивая пара…
– И вы с Олегом тоже. Прошлое — оно позади осталось, Алис. Жить настоящим надо.
– Там… в доме папы, когда я сознание потеряла… - опускаю глаза на свои руки и опускаю голос еще ниже от волнения — я про это никому не говорила, - Я думала, что в него попали, и он умер.
– Поэтому сознание потеряла?
– Я так испугалась его потерять… И я видела, как потеряла, понимаете?
Предательские слезы срываются с глаз, и как бы быстро я их не стирала — дядя Женя видел. Он ласково сжимает мою руку, а когда я снова смотрю — подбадривает кивком.
И я продолжаю…
– Я видела, что он умер, что нет уже пути назад. И спрашивала саму себя… как же так вышло? Почему у нас не было ни одной настоящей попытки?
– Ты жалела, что ее не было?
– Безумно…
– Тогда рискни. Ради себя, чтобы не задавать этот вопрос снова и снова. Расстаться ты всегда успеешь, а попробовать может быть поздно.
– Вы бы не стали читать, да?
– Я бы не стал, но выбор за тобой. Тащить этот груз в настоящее или начать сначала?
Дядя Женя пару раз стучит по моей ладони и встает со стула, уходит. Я долго смотрю на коридор, даже когда он уже скрывается за поворотом, а потом опускаю глаза на конверт.
Что же мне делать?..
Олег; за полночь
Я сижу в кресле перед открытым настежь окном, откуда тянет свежим воздухом.
Как на иголках. Внешне я, конечно же, спокоен абсолютно, но внутри меня пожар — я не знаю, куда себя деть. Алиса, может быть, в этот самый момент читает мое письмо и ненавидит меня все сильнее, и я ее не виню. Как вспомню, сколько дерьма я сделал… черт, какой же я все-таки мудак.
Какой-то ступор. Я не знаю, что буду делать дальше, если она не захочет давать мне шанс, не знаю, как буду жить. Это ее «нет» станет последним. Не потому что я сдаюсь, просто после письма пытаться — значит, делать ей еще больнее. Я это понимаю. Даже я. Не совсем дурак же вроде…
Тук-тук-тук.
Оборачиваюсь на дверь и вздыхаю, встаю. Знаю, что это доставка еды в номер — мне приспичило мороженого. Наверно, это снова ностальгия? Алиса часто любила поесть что-то сладкое перед теликом, а я сладкое не люблю. Разве что… да, именно, мороженое.
Устало стягиваю свой пиджак, достаю пару купюр «на чай» и иду открывать, но стоит это сделать — я замираю. На пороге мнется моя маленькая девочка. В пижаме. Стоп, в пижаме?!
Хмурюсь, дёргаю головой, она на меня смотрит открыто.
– Алиса? Что-то случилось?
– Я поговорить хочу. Можно?
– Конечно.
Мандраж внутри меня сбивает все настройки голоса к чертям собачьим, но я отхожу в сторону и пропускаю ее. Сам наблюдаю. Алиса пару мгновений стоит в прихожей, потом опускает сумку на пуфик, стягивает тоненькое пальтишко и проходит вглубь, неловко сжимая руки.