Любимый с твоими глазами
Шрифт:
– Спасибо тебе, Олег…
– Не благодари, я просто побыл почтальоном.
Тихо смеюсь, потом смотрю ему в глаза и добавляю с нежностью.
– Я люблю тебя безумно.
– Я люблю тебя еще сильнее, Моя страна чудес. Иди. Мы с Марусей будем тут.
Он дарит мне бережный поцелуй, который будет поддерживать и шептать «я рядом», если вдруг мне станет невыносимо, дает сил, и я снова тянусь к двери, чтобы на этот раз выйти. Ветер слабо подгоняет меня вперед и, клянусь, я будто чувствую в этот момент легкий, сладковатый запах мятного масла, а потом подхожу к ухоженной могиле и укладываю аккуратный букет цветов рядом с другим. Свежим. Наверно Оля? Мысль пробегает, и я чувствую огромную благодарность, несмотря ни на что.
– Привет, папуль. Прости, что так долго не приезжала, мне было очень сложно…
Шепчу, присаживаюсь на скамейку, а потом опускаю глаза на конверт. Ну что ж… настало время отпустить его окончательно… Теперь это не так страшно. Теперь я абсолютно счастлива… теперь я совершенно точно готова.
Наверно я простила папу за все? Чистосердечно простила. По-настоящему... Наверное да. Я больше на него не сержусь, потому что сердце мое собрано и не болит теперь. Он его разбил вдребезги, я это хорошо помню и ничего не выкидываю из истории: да, так и было. Но разве я могу жалеть? Никогда. Благодаря этим отношениям у меня появился Давид, за которого я всю жизнь буду благодарна, как я могу даже мысль допустить о жалости? Нет. Это не вариант. Даже если бы с Олегом все-таки не сложилось, Давид - уже веская причина быть благодарной.
Он все еще мое маленькое солнышко. Теперь у меня их вообще три... А мы с Олегом? Что ж... это была сложная дорога, извилистая, с ухабами и серьезными пропастями, но в результате вышло-то все просто потрясающе. Это не было просто. Для того, чтобы теперь иметь прекрасную семью, нам обоим пришлось потрудиться и пройти очень многое. Никто, наверно, за свое счастье так не боролся, как мы с Олегом, и я рада, что когда-то разорвала письмо.
А теперь уверена, что также буду рада, когда открою другое.
Руки немного дрожат. Я вынимаю тонкие листы с неровной строчкой, выдыхаю и опускаю глаза.
Что ж. Вот и он: миг, когда я в последний раз поговорю с папой...
"Дорогая моя доченька..." - словно его голос отдается в голове, а последний "зажим" на сердце расслабляется, - "Я пишу тебе это письмо, чтобы извиниться перед тобой..."
Солнце светит ярко, попадая мне на лицо, грея, будто это папа в последний раз касается моего лица, чтобы сказать"прощай".
Эпилог II/II
(Действие происходит БЕЗ «Главы 21»)
Спустя три года
– Давид, поспеши!
– Хорошо, мам!
Слышу, как сын кричит из своей комнаты, но спешить не собирается: мультики. На это я слегка закатываю глаза и улыбаюсь, а сама продолжаю готовить ему бутерброды. Сегодня не «мой» день. Родительский календарь — штука такая, приходится делить время ребенка и его внимание честно. Нравится ли мне это? Скорее, я теперь отношусь спокойно. По началу не нравилось совсем, но куда деваться? Надо привыкать к неудобствам, Олег все-таки его отец. Как ни крути, но из песни слов не вычеркнешь, и я рада, что несмотря ни на что, он все-таки общается с сыном.
Да ладно, это я утрирую. Олег с ним не просто общается, выкроив для Давида минутку из плотного графика, он полноценный родитель. Переехал в Питер, помогает деньгами, стараемся вот общаться. Например по поводу кружков — с этим были особые сложности. Он хотел отдать сына на борьбу, я была категорически против, тогда пришлось искать консенсус: теперь Давид занимается футболом, куда его, собственно, сегодня и повезет Елагин.
А у меня свободный день.
Мне это все не сказать, чтобы сильно нужно было — работаю я немного, в школе, как и хотела. Разве что появилось больше времени на себя? Например, на свидания… Когда отпала возможность прикрываться сыном, я столкнулась с правдой жизни: одной всегда быть тоже плохо. Поэтому да. Я хожу на свидания. Раньше их было больше, теперь только с одним.
Может быть, он даже тот самый?
Может быть.
Хороший мужчина, старше меня, врач. Нас познакомил дядя Женя. Они оба хирурги. Мне он нравится. Наверно. Нет, точно нравится, просто иногда я сомневаюсь, потому что нет того взрыва, как было с Елагиным. Я же его хорошо помню — яркость эмоций, дрожь, волнение… Сейчас все спокойно. Мне приятно проводить с ним время, слушать его, он умный и интересный, но… Это чертово «но». Мама говорит, что так же не будет, как было в первый раз, и, наверно, есть в этом логика. Я же больше не та девчонка, не ребенок, я взрослая, а у взрослых все с годами становится спокойней.
Дзинь-дзинь!
– Давид! Твой папа пришел! Если не готов, получишь от него на орехи!
– Ага!
Снова закатываю глаза. Глупо это — угрожать. Олег объективно хороший отец, никогда не применяет силу и даже не кричит. Старается объяснять. Наверно, владея примером негативным, он отталкивается в противоположную сторону, поэтому общение с сыном выстроил доверительное и спокойное. Мне это нравится. Нет, правда, он строгий в меру, в меру рассудительный — одним словом, хороший отец. Слышу, как Давид скачет по комнате и киваю самой себе: так и есть. Спешит же, собирается пулей — готов будет через пять минут.
– Привет.
– Привет.
Олег заходит в квартиру, и я сразу отмечаю, как он похудел. Вообще, с годами Елагин стал выглядеть как будто хуже. Много работает, оно и понятно, тени под глазами сильные… Но мне кажется, что его убивает все-таки другое. Одиночество. Олег так никого и не встретил. Мне, как женщине, с какой-то стороны приятно, но по факту жалко его.
Пора уже.
Горит на губах, но я молчу. Мы не касаемся темы отношений никогда. Последний раз это произошло на следующий день, когда я вернулась в Петербург. Олег позвонил мне ночью и сказал, как сейчас помню:
«Алис, я очень хотел все исправить, но понимаю — наверно, это невозможно уже… Все то, что ты сказала… Я не хочу делать тебе больнее, поэтому отступаю. Эгоистично это… мои желания… Так что ты можешь не переживать. Я больше не переступлю проведенную границу. Прости меня, если сможешь…»
Иногда я об этом жалею. Нет, не о том, что он отступил, потому что я знаю, что любит. Когда он приходит, бывает, ловлю на себе взгляды, полные сожаления и боли, но стараюсь их игнорировать. Мне жаль о другом — я не могу его простить и переступить через себя. Одна часть меня этого безумно хочет, но другая уперлась рогом и стоит на своем.