Любимый с твоими глазами
Шрифт:
Ты помнишь наш первый раз? Он вышел ужасным. Я знаю. Для этого я приложил максимум усилий, выпустил всех своих демонов, и я до сих пор не знаю, как ты меня за это простила. У меня была одна цель: напугать тебя, чтобы ты больше ко мне не приблизилась, и это получилось. Говорить, что я не хотел этого? Наверно глупо, но я правда пытался избежать физического контакта как можно дольше… только в тот момент закончились ходы, и это был единственный. Просить за это прощения у меня не повернется язык, но мне снова правда и искренне жаль. Я знаю, что ты вряд ли поверишь, но в ту ночь я стоял и смотрел на тебя, а сам задавался вопросом:
И это тоже правда. Тебе не было места в том доме и рядом со мной — ты слишком особенная для кого-то вроде меня. Красивая, шикарная девушка с обложки глянцевого журнала, а раздевается перед мальчиком-на-побегушках. Зачем?
Я думал тогда, что ты скорее хочешь ткнуть меня носом, мол, посмотри, чего ты лишаешься, а ты серьезно… Как же я хотел, чтобы ты передумала… но все случилось. Как это исправить? Я не знаю, времени назад не отмотаешь. Оправдываться своей глупостью и топорностью тоже смысла нет. Кому станет легче? Это ведь правда, и она уродлива, как ни крути.
После этого мы подходим к нашей свадьбе. Я ее тоже не хотел. Прости, малыш, но это так. На фотографиях я везде, как робот, а сейчас, знаешь, вспоминаю и улыбаюсь. Мне ведь тогда сама судьба подарила лучшее, что только могла, а я дурак… цеплялся за непонятное, держался за прошлое — не надо было. Этого тоже не исправишь.
Но вот наш медовый месяц был особенным. Там, на тихом острове наедине с тобой, я не врал. Мне правда было хорошо. Нравилось проводить с тобой время, нравилось заниматься любовью, слушать тебя, смотреть на тебя — там не было лжи и давления. Я был настоящим до последней секунды, наверно потому что понял: какой смысл ершиться? Все уже сделано. Смирение — это плохое слово, не то, но очень близкое. Я просто осознал, что с Аленой все кончено. Это как закрыть гештальт, иногда очень сложно двигаться дальше, если он еще висит где-то и манит. В этот момент нить порвалась, она улетела, а я остался — мне стало легче. Я никогда не признавался даже себе, но расставание с ней стало правильным, лучшим решением. Я не чувствовал себя связанным, зато чувствовал открытым тебе — и мне это нравилось.
После возвращения, однако, все снова изменилось. На меня навалилось осознание, что я делаю и делаю это неправильно. Ты такого не заслужила, а меня начала жрать совесть. Смотреть тебе в глаза каждый день было невыносимо сложно, поэтому я стал много пить. Этого я тоже не признавал, говорил себе, что заливаю тоску по Алене, а на самом деле - вину перед тобой. Наверно, глядя на то, как Алена отдается работе и хочет достигать все более и более крутых высот в своей карьере, я понимал, что в конце концов, нам не по пути. Я-то хотел спокойной жизни и семьи, но чувствовал — ей этого никогда не будет достаточно.
Глупый максимализм.
Ты спрашивала, сколько раз я тебе изменял до Алены? Один. Это случилось в одном из клубов, когда я дошел до ручки. Мне не понравилось. Случайная девушка, случайная кабинка, я ничего не чувствовал, кроме отвращения к самому себе. Секс мне не помогал, да и в твою постель тащить еще большую грязь я не хотел. Когда-то Алена тоже спрашивала меня об этом, но я ей соврал, что разов было несколько. Стыдно было признаться, что это не так. И страшно.
Продолжал врать себе, что «Это не измена». Я ведь тебя не люблю. Не люблю! Помню, как судорожно открещивался, как отталкивал, обижал, ненавидел тебя просто потому, что не хотел признавать: люблю. Не могу перестать смотреть. Хочу касаться. Хочу слушать. Ты ведь такая интересная… но нет! Ты — кукла! Так проще было думать, Алис, потому что я безумно боялся остановиться и вспомнить, что ты живой человек и душа твоя огромна, как целая Вселенная. С помощью Алены я хотел быть лучше, хотел обо всем забыть и притвориться, что не опустился на самое дно, но я был там.
В ту ночь, когда ты все узнала, я тоже узнал — на дне мокро и мерзко от своего собственного отражения.
Я ненавидел тебя, но, по правде говоря, я себя ненавидел. Наказывал. Снова и снова. Ты ведь не знала, а когда узнала, все равно не могла — я мог. В нашу последнюю ночь много лет назад, я снова был полностью твоим. Не хотел. Я не планировал заниматься с тобой любовью, но просто не смог устоять — все ведь было так правильно. Алкоголь иногда раскрепощает то, что ты с таким трудом запираешь, и то вино раскрыла все мои сундуки — я отдавался тебе без остатка, как никому другому и никогда, а утром так не хотел, чтобы ты просыпалась. Все будет разрушено, мое притворство тоже…
А оно дало течь. Когда я уходил, было дико больно и сложно собирать свои вещи. Я медлил, тянул время, надеялся, что ты придешь — и ты пришла. Помню, как сердце замерло, когда ты открыла дверь, и я так надеялся, что ты зайдешь и снова попросишь меня остаться, но ты прошла мимо… Нет, я не виню тебя. Как по мне, лучше бы ты прошла мимо меня с самого начала — я тебя совершенно не заслуживал, да и сейчас не заслуживаю. Никогда не буду.
Но я хотел остаться. Где-то в глубине своей души, я мечтал, что ты посмотришь на меня, и я придумаю кучу оправданий, но останусь.
Не знаю, чем я думал… наверно, ничем. И ты знаешь, когда я написал все это, понял — просить тебя вернуться в прошлое было большой ошибкой. Я не хочу этого. Ты достойна гораздо большего. Сомневаюсь, что после всего, что я вытащил на свет, у меня будет возможность дать тебе это большее, но я тебе клянусь. Я отдам это письмо, как бы сложно не было.
Я люблю тебя, Алис. Прости меня за то, что я такой трус — вот за это я действительно могу попросить у тебя прощения…»
Глядя на исписанные с двух сторон листы, я прикрываю глаза. Соблазн выбросить, сжечь все это так велик, но, к сожалению, я не Гоголь. Лишь Олег Елагин — идиот и кретин, который даже после всего на что-то еще рассчитывает…
Алиса; вечер
Это был прекрасный день, полный ярких впечатлений. Мы покатались на скоростном пароме, побегали под фонтанами, много гуляли и разговаривали всей семьей, а вечером сходили в ресторан. Такой теплый день… но вечером мне на усталые плечи ложится другое… конверт.