Любитель историй
Шрифт:
готовили бунт. Но, честно говоря, я не видел в этом
смысла. Искать спасения нужно было в молитвах, а не в
бессмысленных стараниях…
И следующий день подтвердил правильность моих
суждений. Ритли Викс не выдержал первым. Его
натянутые нервы лопнули как струна лютни.
Внимательно изучая
друга, который теперь не замечал его в упор, Викс внезапно
начал смеяться. Не скрываясь, он вышел в самый центр
палубы – скромные эмоции превратились в настоящую
истерику. Настороженные взоры моряков следили за тем,
как их приятель довольно быстро сходит с ума. Приступ
продолжался пару часов, пока Бероуз не приказал
подвесить помешавшегося на рее. Удивительно, но никто
так и не вызвался защитить несчастного капера или по
крайне мере его утихомирить. Каждый закрылся в
воображаемый панцирь, будто краб, и волновался
исключительно о своей шкуре.
Это были самые невыносимые дни. До сих пор я
просыпаюсь в холодном поту, вспоминая мучившие меня
кошмары.
Но один из них посещает мою память чаще остальных…
...Безумца подвесили на самом видном месте: в центре
грот-мачты, чтобы полуденное солнце до изнеможения
сушило кожу, оставляя на ней болезненные ожоги, а
ночной соленый ветер бередил открытые раны. Я слышал
его крик каждую минуту, и если выдавался небольшой
перерыв, то спасительные вопли в скором времени
начинались вновь.
Мы все потихоньку начинали бредить. Также как и
бедняга Викс. Силы были на пределе, а до знакомых берегов
оставались еще сотни бесконечных лиг. Когда безумец
затих, и мы помолились господу за его измученную душу,
наступила такая мертвая тишина, что мне почудилось,
будто я оглох.
Превратившись в растянутые на солнце тени, мы
неприкаянно
приказы наших мертвых повелителей. Наверное, дьявол, и
вправду слишком силен, раз способен на глазах у господа
творить такие бесчинства… - подумалось мне на сорок
первый день нашего плаванья.
В то утро моя вера пошатнулась.
А в следующую ночь ее окончательно растоптал один
малозначимый, но достаточно откровенный разговор.
Луна почти утонула в разбушевавшихся волнах. После
двухдневного штиля, морской ветер стал для нас манной
небесной. Я не спал почти всю ночь и случайная тень,
скользнувшая у борта, нисколько не удивила меня. Если это
был заплутавший призрак, - он явно ошибся кораблем. Наш
«Бродяга» включая каждого живого и мервого члена
команды, стал посмертным напоминанием бороздящим
просторы запретных вод. Этакое морское приведение
лишенное всего человеческого.
– Не ждал тебя здесь увидеть, - устало произнес
Лиджебай.
– Ночь всегда успокаивает, скрывая в темноте дневные
невзгоды, - отчего-то сказал я и затих, чувствуя как
сердце забилось в предвкушении предстоящей беседы.
Лиджебай кивнул:
– А я вот не могу смотреть на солнце. Глаза привыкли к
полумраку каюты. Любой свет причиняет нестерпимую
боль. Мне кажется, если взгляну на яркое безоблачное небо,
то незамедлительно ослепну.
Я внутренне напрягся, заметив стеклянный взгляд
собеседника.
– Ты, наверное, удивляешься…чем можно занимать себя
весь день и ночь?
– Вы ведь находитесь во власти капитана, - уверенно
выпалил я.
Лиджебай грустно улыбнулся:
– И да, и нет. Главный мой враг, это я сам. И мне